Семья Тибо. Том 2

Но она не владела своими мыслями. Прошлое воскресало в памяти, и яркие картины проходили перед её глазами, как фильм, прокручиваемый со сказочной быстротой… Непонятное начиналось для неё с конца того лета 1910 года, проведённого в Мезон-Лаффите. В то время, когда Жак, по всей видимости, с каждым днём всё больше влюблялся, всё более настойчиво стремился покорить её; в то время, когда она сама с каждым днём всё больше пугалась своего возрастающего смятения и своего желания уступить ему, — внезапно, без всякого предупреждения, ни строчки не написав ей, ничем не объяснив оскорбления, наносимого ей такой переменой, Жак перестал бывать у них… А потом однажды вечером Антуан вызвал Даниэля к телефону: Жак исчез!… С этой минуты начались её терзания. Что послужило причиной бегства или, может быть, хуже того — самоубийства? Какую тайну этот необузданный юноша унёс с собой?… Изо дня в день в течение всего октября этого памятного 1910 года, полная тревоги, она следила за бесплодными поисками Антуана и Даниэля, пытавшихся напасть на след беглеца, и никто вокруг неё, даже мать, не подозревал о её страданиях… Так продолжалось многие месяцы… В полном молчании и душевном смятении, не имея даже поддержки в настоящем религиозном чувстве, она билась одна в этой тяжёлой атмосфере неразгаданной загадки. Упорно скрывала она не только своё отчаяние, но и физическое недомогание, вызванное потрясением всего организма после такого удара… Наконец после года с лишним молчаливой борьбы, после того как силы то восстанавливались, то снова падали, наступило душевное успокоение. Теперь оставалось только позаботиться о теле. Доктора отправили её на целое лето в горы, а с наступлением первых холодов — на юг… Именно в Провансе прошлой осенью она узнала из письма Даниэля к матери, что Жак отыскался, что он живёт в Швейцарии, что он приезжал в Париж на похороны г‑на Тибо. В течение нескольких недель после этого она находилась в глубоком смятении, но потом оно само собой улеглось, и, вопреки всему, так быстро, что она действительно поверила в своё выздоровление: между нею и Жаком всё кончено, не осталось ничего… Так она думала. А сегодня вечером, в самый драматический час её жизни, он вдруг снова предстал перед ней со своими бегающими зрачками, со своим недобрым лицом!

Она продолжала сидеть, нагнувшись вперёд, не спуская испуганного взгляда с пролёта лестницы. Мысли её неслись галопом. Что ждёт её впереди? Случайная встреча, внезапное столкновение скрестившихся взглядов — достаточно ли этого, чтобы всколыхнуть весь осадок прошлого, чтобы в один миг уничтожить физическое и моральное равновесие, с таким трудом достигнутое ею в течение нескольких лет?

По знаку Антуана Жак остался внизу, в холле.

Особа в чёрном атласном платье снова заняла своё место за кассой и время от времени бросала на Жака недружелюбные взгляды поверх своего пенсне. Скрытый в глубине оркестр, состоявший из рояля и визгливой скрипки, старательно наигрывал танго для одной-единственной пары танцующих, мелькавшей за стеклянной перегородкой. В столовой кончала обедать запоздалая публика. Из буфетной доносился звон посуды. Лакеи сновали взад и вперёд с подносами в руках. Проходя мимо кассирши, они объявляли негромким голосом: «Одну бутылку „Эвиана“ в третий номер», «Счёт десятому номеру», «Два кофе в двадцать седьмой».

Горничная сбежала с лестницы. Кончиком своего пера особа в чёрном платье указала ей на Жака.

Горничная подала ему записку от Антуана:

«Телефонируй доктору Эке, пусть срочно приезжает в Пасси. 09–13».

Жак попросил провести его к телефонной будке. В трубку он услышал голос Николь, но не назвал себя.

Эке был дома. Он подошёл к телефону.

— Выезжаю. Через десять минут буду на месте.

Кассирша ждала около дверцы телефонной будки. Всё, что имело отношение к «этому дураку из девятого номера», казалось ей подозрительным: даже больной обычно является нежелательным постояльцем в гостинице, а что же говорить о самоубийце?

— Понимаете, подобные дела в таком почтенном заведении, как наше… Мы не можем… категорически не можем… Необходимо немедленно…

В эту минуту на лестнице появился Антуан. Он был один и без шляпы. Жак бросился к нему.

— Ну что?

— Он без сознания… Ты звонил по телефону?

— Эке сейчас приедет.

Особа в чёрном платье решительно набросилась на них:

— Вы, может быть, домашний врач этой семьи?

— Да.

— Мы ни в коем случае не можем держать его здесь, понимаете?… В такой гостинице, как наша… Необходимо перевезти его в больницу…

Антуан, не обращая больше на кассиршу никакого внимания, увлёк брата в другой конец холла.

— Что случилось? — расспрашивал Жак. — Почему он решил покончить с собой?

— Понятия не имею.

— Он жил здесь один?

— Кажется.

— Ты сейчас поднимешься обратно?

— Нет. Подожду Эке, чтобы переговорить с ним… Давай сядем. — Но, едва усевшись, Антуан снова вскочил. — Где телефон? — Он внезапно вспомнил об Анне. — Следи за входной дверью. Я сейчас вернусь.