Она вспомнила о своём решении чаще говорить о себе, о своём прошлом; сейчас представился удобный случай, сейчас — или никогда. Она устроилась поудобнее, положила голову на плечо Антуана и, устремив взгляд на дорогу, предалась воспоминаниям:
— Иногда я встречалась с ним в Турени на охоте. Я заметила, что он поглядывает на меня, но заговорить он не решался. Однажды вечером, возвращаясь с прогулки, я встретила его в лесу. Он шёл пешком, почему — не знаю. Я была одна. Я велела остановить машину и предложила подвезти его в Тур. Он покраснел как рак. Сел в машину. Всё — не говоря ни слова. Наступала ночь. И внезапно, уже в черте города…
Антуан слушал рассеянно, его внимание было поглощено дорогой, стуком мотора.
Анна… После него она будет любить других, верная своей судьбе. Он не строил себе иллюзий насчёт продолжительности их связи. «Любопытно, — думал он, — как это меня всегда влекло к таким эмансипированным, темпераментным женщинам…» Часто он задавал себе вопрос, не является ли это смешение товарищеского чувства и влюблённости, которым он удовлетворялся в своих отношениях с любовницами, неполноценной формой любви. Недостаточной, может быть, даже довольно убогой. «Ты смешиваешь любовь с вожделением», — сказал ему как-то Штудлер. Полная или неполная, но эта форма ему подходила и вполне удовлетворяла его. Она оставляла нетронутой его силу хорошего работника, которому нужна свобода, чтобы он мог целиком посвятить себя своему призванию. И ему снова пришёл на ум недавний разговор с Штудлером. Халиф процитировал ему слова одного своего знакомого, молодого писателя, некоего Пеги: «Любить — значит признавать правоту любимого человека, когда он не прав». Эта формула сильнейшим образом шокировала Антуана. В такой всё попирающей, самозабвенной, одуряющей форме любовь всегда вызывала у него недоумение, ужас и даже нечто вроде отвращения…
Автомобиль проехал по мосту, пересёк Сену и начал лихо взбираться на Сюренский холм.
— Здесь есть маленькая харчевня, где можно поесть жареной рыбы, — внезапно промолвила Анна, вытянув руку. (В своё время именно сюда возил её Делорм, бывший студент-медик, ставший аптекарем в Булони, который в течение нескольких лет до самой этой зимы, до тех пор, пока Анна не отучилась наконец от наркотика, оплачивал благосклонность этой неожиданно дарованной ему любовницы, поставляя ей морфий.)
Опасаясь, как бы Антуан не задал неудобного вопроса, она принуждённо засмеялась.
— Туда стоит зайти ради хозяйки! Толстая тётка в бигуди и с постоянно спущенными чулками… Я бы предпочла ходить босой, чем носить чулки штопором. А ты?
— Поедем как-нибудь в воскресенье, — предложил Антуан.
— Только не в воскресенье. Ты же отлично знаешь, что я терпеть не могу воскресений. На улицах без конца толпятся люди под предлогом, что они отдыхают!
— Да, это, в общем, очень удобно, что шесть дней из семи другие работают, — насмешливо заметил Антуан.
Она не почувствовала упрёка и рассмеялась:
— Бигуди. Обожаю это слово. Его произносишь — и во рту словно раздаётся звук кастаньет. Когда у меня будет другая собака, я назову её Бигуди… Но у меня никогда не будет другой собаки, — прибавила она решительно. — когда Феллоу состарится, я отравлю его. И никем не заменю.
Молодой человек улыбнулся, не поворачивая головы.
— У вас хватило бы мужества отравить Феллоу?
— Да, — сказала она. — Но только тогда, когда он станет совсем старым и больным.
Он окинул её беглым взглядом. Ему припомнились странные слухи, которые распространились после смерти старика Гупийо. Иногда он думал об этом. Чаще всего — чтобы посмеяться. Но порою Анна его пугала. «Она способна на всё, — думал он. — На всё, даже на то, чтобы отравить мужа,
Он спросил:
— Можно узнать — чем? Стрихнином? Цианистым кали?
— Нет… Каким-нибудь производным барбитуровой кислоты… Лучше всего дидиаллил. Но он включён в таблицу Б, для него нужен рецепт… Мы удовольствуемся простым диаллилом! Не правда ли, Феллоу?
Антуан засмеялся несколько неестественно:
— Не так-то легко найти правильную дозу!… На один-два грамма больше или меньше — и неудача…
— Один-два грамма? Для собачонки, которая не весит и трёх кило? Вы в этом ничего не смыслите, доктор!… — Она произвела краткий подсчёт в уме и спокойно заявила: — Нет, для Феллоу будет вполне достаточно двадцати пяти сантиграммов диаллила, самое большее — двадцати восьми…
Она замолчала. Он тоже. Может быть, они думали об одном и том же? Нет, так как она прошептала:
— Я никогда никем не заменю Феллоу… Никогда… Тебя это удивляет? — Она снова прижалась к нему. — Я ведь могу быть верной, Тони, знаешь… Очень верной…
Машина замедлила ход, повернула и переехала через железнодорожное полотно.
Анна, глядя на дорогу, рассеянно улыбалась.