Семья Тибо. Том 2

— Я уезжаю завтра.

— Завтра! — Голос ее задрожал от огорчения. — Значит, ты не поедешь со мной в Мезон-Лаффит?

— Это невозможно, Жиз, милая… На этот раз невозможно. Как-нибудь потом… Летом, быть может.

— Но я тебя совсем не видела! После стольких лет!.. Завтра? И я не могу даже остаться с тобой в Париже: я должна возвратиться в Мезон сегодня вечером! Завтра утром начинается мое дежурство, меня там ждут. Подумай только! Я уже три дня здесь; а накануне моего отъезда привезли шесть новых раненых.

— Зато мы нынче проведем вместе целый день, — сказал он примирительным тоном.

— Нет, это тоже невозможно! вскричала она с отчаянием. — Я должна сейчас же ехать в Убежище. Нужно все устроить с тетиной мебелью, все ее дела, освободить комнату…

На глаза Жиз навернулись слезы. Он вспомнил ее детские горести. И снова ему пришла мысль: «Как было бы хорошо ощущать ее заботу, жить в этой атмосфере нежности».

Он не знал, что сказать. Он и сам был расстроен оттого, что их встреча вышла такой куцей.

— Может быть, я смогу добиться продления отпуска, — начал он лицемерно. — Не знаю, право, но попытаюсь.

Глаза Жиз вспыхнули радостью, засмеялись. Омытые слезами, они стали еще прекраснее. (И это тоже напомнило Антуану былые годы.)

— Вот это правильно, — сказала она, хлопая в ладоши. — И ты пробудешь у нас в Мезоне несколько дней.

«Какое она еще дитя! — подумал он. — И как очарователен этот контраст чего-то совсем детского с цветущей женственностью».

Желая переменить разговор, он с серьезным видом спросил:

— А теперь объясни-ка мне вот что. Как могло получиться, что никто не приехал с тобой в Париж? Это ведь не так далеко от Мезона! Оставить тебя одну во время похорон…

Жиз запротестовала:

— Но мы там ужасно заняты, ты и представить себе не можешь! Никак нельзя было… Ведь раз я уехала, остальным стало втрое больше дела!

Он невольно улыбнулся ее негодованию. Тогда, чтобы окончательно убедить его, Жиз пустилась в пространные объяснения рассказывала о работе в госпитале, об условиях жизни в Мезоне и тому подобное…

(С половины сентября 1914 года, после Марны, г-жа де Фонтанен, которую снедала жажда деятельности, задумала основать госпиталь в Мезон-Лаффите. У нее было там владение, доставшееся от отца, на опушке Сен-Жерменского леса; наниматели-англичане покинули Францию сразу же после объявления войны; старинный дом, таким образом, оказался свободным. Но помимо того, что дом был невелик, он находился далеко от вокзала и магазинов. Тогда-то г-жа де Фонтанен и обратилась к Антуану с просьбой предоставить ей виллу г-на Тибо, которая была значительно просторнее ее дачи и расположена поблизости от «всего». Антуан, разумеется, согласился и тут же написал Жиз в Париж, чтобы она вместе с прислугой и г-жой де Фонтанен переоборудовала виллу. Г-жа де Фонтанен заручилась также сотрудничеством своей племянницы Николь Эке, жены хирурга, окончившей еще до замужества курсы сестер милосердия. Тут же был создан специальный комитет под контролем Общества помощи раненым воинам. И полтора месяца спустя наскоро оборудованная вилла Тибо уже значилась в списках Санитарной службы под названием «Госпиталь № 7» и была готова к приему первой партии выздоравливающих. С тех пор госпиталь № 7, которым управляли г-жа де Фонтанен и Николь, не пустовал ни одного дня.)

Антуан знал обо всем этом из писем. Он был счастлив, что поместье отца на что-то пригодилось, и особенно радовался за Жиз: ее праздная жизнь в Париже тревожила Антуана, и теперь он был доволен, что Жиз нашла теплый прием в семье Фонтаненов. Но, по правде говоря, он не проявлял большого интереса ни к деятельности госпиталя № 7, ни к даче Фонтаненов, которая под управлением неутомимой Клотильды, бывшей кухарки г-на Тибо, превратилась в своеобразный фаланстер, — там жили Николь и Жиз, там осел после ампутации ноги Даниэль, там поселилась, по возвращении из Швейцарии, Женни с ребенком. Поэтому он сейчас с интересом слушал болтовню Жиз; существование маленькой группки людей, о которой он думал не так уж часто, вдруг обрело в его глазах реальность.

— Из нас всех больше всего достается Женни, — поясняла Жиз, увлеченная разговором. — Она не только возится с Жан-Полем, но и заведует бельевой; а ты представить себе не можешь, что это такое: стирать, гладить, штопать, изо дня в день вести отчетность, распределять белье в госпитале на тридцать пять коек, а иной раз на сорок или даже на сорок пять. К вечеру она просто валится с ног. Всю вторую половину дня она проводит в госпитале, но по утрам остается на даче из-за малыша… Госпожа де Фонтанен, так та, можно сказать, днюет и ночует в госпитале: она взяла себе комнату над конюшней, помнишь?

Антуану казалось странным, что Жиз (племянница целомудренной Мадемуазель) говорит о Женни и ее материнстве как о самой обыкновенной вещи. «Правда, — думал он, — это было три года назад… И потом, что прежде могло показаться скандальным, сейчас, когда происходит всеобщая переоценка ценностей, принимается много проще».