Семья Тибо. Том 2

Антуан поднял голову и улыбнулся.

— Значит, ты очень любишь малыша, да?

Жиз ничего не ответила, но улыбнулась, и ничто не могло быть красноречивее этой открытой улыбки, полной восхищения и нежности.

И вдруг — Антуан ничего и не заметил — она смутилась, как смущалась каждый раз, вспоминая тот свой бессмысленный поступок… (Случилось это два года назад, нет, даже больше: Жан-Поль был совсем крошка, его еще не отняли от груди… Жиз очень любила держать его на руках, баюкать, смотреть, как он засыпает у нее на коленях; и когда она видела, как Женни кормит ребенка, яростное чувство отчаяния, зависти овладевало ею. Однажды вечером Женни оставила ребенка под ее присмотром, в воздухе висела предгрозовая гнетущая духота, и Жиз, повинуясь безотчетному искушению, унесла малыша к себе в комнату, заперлась там и дала ему грудь. Ох, как жадно он припал к соску крошечным ротиком; он сосал ее грудь, кусал, тискал… Жиз страдала несколько дней: больше от синяков, чем от угрызений совести. Совершила ли она грех? Она немножко успокоилась лишь после того, как полунамеками призналась в своем проступке на исповеди и сама наложила на себя длительное покаяние. И уже никогда не повторяла этого больше…)

— А часто у него так бывает? Вот, что он не хочет слушаться? — спросил Антуан.

— О да, очень часто! Но Даниэль с ним справляется. Он больше всех слушается Даниэля. Должно быть, потому, что Даниэль — мужчина. Да, да. Он обожает мать; и меня тоже очень любит. Но мы женщины. Как бы тебе объяснить? Он уже и сейчас ясно сознает свое мужское превосходство. Не смейся, пожалуйста. Поверь мне. Это чувствуется в десятках мелочей.

— Я склонен думать, что ваш авторитет слабее в его глазах потому, что вы всегда с ним; а с дядей он бывает реже…

— Как реже? Но ведь он чаще бывает с дядей, чем с нами, потому что мы в госпитале. Даниэль, наоборот, сидит с ним почти целый день.

— Даниэль?

Жиз сняла руку с плеча Антуана, слегка отодвинулась и села.

— Ну да. Почему это тебя удивляет?

— Я что-то плохо представляю себе Даниэля в роли няньки…

Жиз не поняла его слов; она узнала Даниэля уже после ампутации.

— Наоборот. Малыш составляет ему компанию. Дни у нас в Мезоне длинные.

— Но теперь, когда Даниэля освободили от военной службы, он ведь может начать работать?

— В госпитале?

— Нет, рисовать, как прежде?

— Рисовать? Я никогда не видала, чтобы он рисовал…

— А часто он ездит в Париж?

— Никогда не ездит. Он все время или на даче, или в саду.

— Ему действительно так трудно ходить?

— О нет, вовсе не потому. Надо приглядеться, чтобы заметить его хромоту, особенно теперь, с новым протезом… Ему просто никуда не хочется выезжать. Он читает газеты. Присматривает за Жан-Полем, играет с ним, гуляет с ним около дома. Иногда помогает Клотильде почистить горошек или ягоды для варенья. Иногда разравнивает граблями песок перед террасой. Но редко… Мне кажется, что он просто такой человек — спокойный, безразличный, немного сонный…

— Это Даниэлъ-то?

— Ну да.

— Никогда он не был таким, как ты говоришь… Он, должно быть, очень несчастлив.

— Да что ты. Он, по-моему, даже никогда не скучает. Во всяком случае, никогда не жалуется. Если он и бывает иной раз угрюмым, — только не со мной, а с другими, — так это потому, что к нему не умеют подойти. Николь его дразнит, подзадоривает, и зря; Женни тоже не умеет к нему подступиться, она оскорбляет его своим молчанием, жестокостью. Женни добрая, очень добрая, но она не умеет это показать; никогда у нее не находится слова, жеста, от которого становится легко на душе.

Антуан уже смирился и молчал. Но вид у него был такой ошеломленный, что Жиз рассмеялась.

— Ты, должно быть, просто не знаешь Даниэля. Он всегда был немного избалован… И ужасно ленивый!

Они давно кончили завтрак. Жиз взглянула на часы и быстро поднялась.

— Сейчас уберу со стола, а потом поеду.

Она стояла перед ним и не спускала с него нежного взора. Ей было тяжело оставлять Антуана в пустой квартире одного, больного. Она хотела сказать ему что-то, но не решилась. Дружеская, робкая улыбка мелькнула в ее глазах, потом улыбнулись и губы.

— А если я к концу дня заеду за тобой? И если ты проведешь вечер с нами в Мезоне, все лучше, чем оставаться здесь одному!

Он отрицательно покачал головой.

— Во всяком случае, не сегодня. Вечером я должен повидаться с Рюмелем. А завтра я у Филипа. И потом, здесь у меня разные дела, надо найти выписки…

Он размышлял. Вполне можно возвратиться в Мускье в пятницу вечером. Следовательно, ничто не помешает провести два дня в Мезон-Лаффите.

— А куда вы меня поместите?

Прежде чем ответить, Жиз быстро наклонилась к нему и поцеловала с сияющим радостью лицом:

— Где? Ну конечно, на даче! Там есть две свободные комнаты.

Он все еще держал в руке фотографию Жан-Поля и время от времени бросал на нее взгляд.

— Ладно, постараюсь продлить отпуск… И завтра к концу дня… — Он протянул руку, в которой была карточка Жан-Поля. — Можно взять себе?

V