Семидесятый меридиан

Тем временем положение в Восточном Пакистане становилось все более критическим. Повсюду усиливался скрытый саботаж: взрывались мосты, выводились из строя электростанции, поджигались склады с джутом, предназначенным для переработки и экспорта, баржи, нагруженные джутом, шли на дно. Отряды «мукти бахини» — армии освобождения — находили приют в деревнях. Крестьян агитировали на корню уничтожать посевы джута и сеять на этих площадях рис.

В марте прекратили работу все 147 чайных плантаций Силхета, на которых было занято 200 тыс. человек. Все это относилось на счет «индийских диверсантов». Одна из газет предложила спасти плантации, построив специальные ограждения, дороги и наблюдательные вышки с вооруженной охраной. Так на деле выглядела псевдонормализация: чтобы начать работу на плантациях, было необходимо превратить их в подобие концентрационных лагерей.

Губернатор Малик, приговоренный позднее судом Бангладеш к пожизненному изгнанию, призвал студентов вернуться в аудитории. Американские агентства не без издевки сообщали, что в ответ на призыв в Дакке начали занятия 60 студентов из 6 тыс., а в Читтагонге — 12 из 2 тыс.

На улицах гремели выстрелы и взрывы. В Дакке был убит патриотами бывший губернатор Восточного Пакистана Монем-хан. Незадолго до этого такая же судьба постигла видного деятеля «Джамаат-и ислами» Хафиза Манана. В Кхулне пристрелили торговца джутом, который, несмотря на предупреждение, продолжал свой бизнес. Граната взорвалась в автомобиле, в котором ехал новоиспеченный министр по делам местного самоуправления М. М. Ишхак.

Правительство Яхья-хана издало в августе «белую книгу», в которой излагало свою версию кризиса. В ней повторялось, что правительственные войска лишь опередили на несколько часов мятеж, подготовленный «Авами лиг». Муджибур Рахман и его партия обвинялись в массовом терроре. Из архивов вновь было извлечено дело «о заговоре в Агартале». Писалось, что Индия еще 12 июля 1967 г. якобы обещала поставить мятежникам во главе с Муджибур Рахманом оружие и боеприпасы и блокировать воздушные и морские пути, связывающие Восточный Пакистан с Западным.

«Белая книга» была настолько тенденциозной, что к пей скептически отнеслись даже на Западе. Несколько позже публицист Масгар Али-хан выразил надежду, что будет написана «черная книга», где рассказывалось бы о преступлениях хунты Яхья-хана, который в упоминавшемся уже интервью газеты «Фигаро» цинично за явил: «Если мои солдаты убивают, то делают это умело». Другой автор, С. Гаури, писал, что именно поли тика террора привела к потере Восточного Пакистана, «к которому относились не как к части страны, а как к вражеской территории».

Зульфикар Али Бхутто настойчиво требовал пере дачи власти в Западном Пакистане его партии, но позиция Яхья-хана становилась все более жесткой. Он по прежнему планировал объединение правых сил и создание на этой основе влиятельной проправительственной коалиции, тесно связанной с военной верхушкой, и по возможности сохранение в стране существующих социальных и экономических порядков. Яхья-хан пошел лишь на формальные уступки: объявил о снятии некоторых цензурных ограничений, отнюдь не касающихся запрета критики действий военной администрации, но допускающих полемику партийных лидеров. Кроме того, он изложил программу передачи власти выборным представителям через четыре месяца.

Газета «Уикли мейл» в восторженных тонах писала об особых отношениях Пакистана с Китаем. Китай был единственной в мире страной, безоговорочно и открыто поддержавшей действия хунты Яхья-хана в Восточном Пакистане. Поставки оружия из Китая производились морем и по новой высокогорной дороге, связавшей Синьцзян с агентством Гилгит. В конце октября был пущен построенный при содействии КНР машиностроительный завод в Таксиле.

Яхья-хан пытался извлечь какие-нибудь выгоды из наметившихся контактов между Вашингтоном и Пекином. Пробным камнем была секретная миссия Генри Киссинджера. В один из июньских дней он прибыл с визитом в Пакистан. Вскоре колонна машин отправилась в курортное местечко Натхиагали, где, как сообщалось в коротких коммюнике, в течение нескольких дней шли переговоры.

Через несколько дней выяснилось, что в первую же ночь на специальном самолете Киссинджер вылетел в Пекин, где в течение 49 часов вел переговоры с китайскими руководителями. И июня Киссинджер возвратился в Пешавар, откуда был доставлен в столицу на вертолете. После коротких переговоров с Яхья-ханом он вылетел в Тегеран.

В августе был подписан Договор о дружбе и сотрудничестве между СССР и Индией. В Пакистане, который открыто готовился к войне с Индией, этот двусторонний документ, отнюдь не направленный против Пакистана, вновь вызвал широкую антисоветскую кампанию. Договор именовался не иначе как «советско-индийский сговор против Пакистана». Политика Советского Союза, направленная на сохранение мира в этом опасном районе, представлялась как выдача Пакистана «на милость Индии».