Семиярусная гора

Я не хочу останавливаться на вопросе о том, действительно ли «смешанные» ордены в современной Америке созерцательны в той степени, в какой требует учение св. Фомы. Во всяком случае, большинство из них, видимо, нашли выход из затруднения, разделив обязанности между монахинями и священниками. Монахини живут в монастырях и занимаются созерцанием, а священники живут в колледжах и городах, учат и проповедуют. Что ж, в свете «Umbratilem» и учения о мистическом Теле такой компромисс по крайней мере возможен, если обстоятельства не оставляют им другого выхода. Святой Фома, однако, наметил программу куда более совершенную и подходящую как для отдельного человека, так и для Церкви!

Как же обстоят дела в созерцательных орденах? Их уставы и обычаи дают все необходимое, чтобы их члены становились созерцателями. Если же этого не происходит, то причиной тому никак не их образ жизни. Допустим, что они являются или могут быть такими же созерцательными, какими должны были быть по замыслу их основателей: но только ли они созерцатели?

Дело в том, что чисто созерцательных орденов попросту не существует – нет такого ордена, у которого где-нибудь в уложении не записано: contemplata tradere

[533]. Картезианцы, при всех усилиях сохранить внутри своих монастырей молчание и уединение отшельнической жизни, четко прописали в своих первоначальных «Обычаях»[534] особый труд по переписке рукописей и написанию книг, чтобы иметь возможность проповедовать миру пером, хотя язык их молчит.

У цистерцианцев такого положения нет, они даже приняли статуты, ограничивающие выпуск книг, и запретили поэзию. Несмотря на это, они произвели школу мистических богословов, которая, по выражению дона Берлиера[535], представляет собой прекраснейшие цветы бенедиктинской духовности. Я выше цитировал, что сказал по этому поводу святой Бернард, глава этой школы, но даже если бы цистерцианцы никогда не написали ничего, передающего плоды созерцания всей полноте Церкви, contemplata tradere

всегда оставалась бы важнейшей частью их жизни – в той мере, в какой аббат и те, на ком лежит руководство душами, обязаны питать других монахов добрым хлебом мистического богословия, по мере того как эти пышущие жаром хлеба выходят из печи созерцания. Так писал святой Бернард ученому клирику Йорка, Генри Мердаку, дабы выманить последнего от книг в леса, где буки и вязы учат монахов свободе[536].

Ну а что же «чисто деятельные» ордена, как обстоит дело с ними? Существуют ли такие? Ни Малые Сестры Бедных, ни сестричества милосердия не могут по-настоящему исполнять свое призвание, если нет хоть какого-то contemplata tradere, обмена плодами созерцания. Даже деятельное монашество бесплодно без внутренней жизни, и притом глубокой.

На самом деле монашеский орден любого типа не только дает возможность, но и в некотором смысле обязывает хотя бы в некоторой степени вести высшую, созерцательную жизнь и делиться ее плодами с другими. Принцип святого Фомы незыблем: высшее совершенство есть contemplata tradere. Но это не обязывает нас вслед за ним ограничивать созерцание учительными орденами. Так сложилось, что они лишь лучше приспособлены передавать знание о Боге, приобретенное любовью к Нему – если они обрели его в созерцании. Но сам этот опыт может быть богаче в других орденах.

Как бы то ни было, есть много различных способов делиться плодами созерцания с другими. Не обязательно писать книги или произносить речи. Не обязательно наставлять души в исповедальне. Достаточно молиться, ведь огонь созерцания способен распространяться по всей Церкви и животворить все члены Тела Христова втайне без каких-либо сознательных действий со стороны созерцателя. Если вы возразите, что контекст святого Фомы ограничивает нас каким-то видимым и естественным общением с нашими собратьями (хотя трудно понять, почему это должно быть так), то и тогда остаются гораздо более сильные средства, позволяющие нам делиться с другими мистическим и опытным познанием Бога.

Загляните в Itinerarium[537] святого Бонавентуры, и вы найдете одно из лучших описаний самого высокого из призваний. Это описание того, что Серафический Доктор сам познал во время уединенного ретрита на горе Алверния[538]

. Молясь на том уединенном месте, где раны Христовы поразили ладони, ступни и бок святого Франциска Ассизского, великого основателя ордена, к которому принадлежал Бонавентура, при свете божественного озарения он увидел весь смысл этого величайшего в истории Церкви события. «Здесь, – пишет он, – святой Франциск “перешел к Богу”[539](in Deum transit) в исступлении (excessus) созерцания, и тем стал примером совершенного созерцания точно так же, как прежде был примером совершенной деятельной жизни, для того, чтобы Бог через него мог привлечь всех по-настоящему духовных людей к тому же “переходу” (transitus) и исступлению, не столько словом, сколько примером».