Семилетка поиска

– Нет, все в порядке… А тебе что можно? А то я с пустыми руками.

– Да у меня все есть. Кормят кашей, как младенца, вон капельницу ставят со всякой дрянью, вставать не разрешают, – капризно перечислил он.

Казалось, что страшно похудел, посерел, словно увял.

– Ну, немножко полежишь. О жизни подумаешь. Иногда надо, – ласково напомнила Елена.

– Ты ж знаешь, как мне трудно лежать. У меня ж веретено в жопе. Ты ж сама такая же!

– А хочешь, в шахматы поиграем? Умеешь? Я уже сто лет не играла, – на всякий случай предложила она.

– Не сегодня, завтра. – Он повел на нее глазами, говорившими «а завтра придешь?».

– Хорошо, завтра, – кивнула она, подумав «ни фига себе!», нежно спросила: – Больно?

– Сейчас нет. А тогда я решил, что все… Испугался, как мальчик… Так смешно теперь. Лен, я ведь тебя позвал, потому что ты мне близкий человек… Я тебе скажу то, что только самые близкие люди знают. Поняла? – Он почему-то перешел на торопливый шепот, как будто за дверью были враги.

– Конечно, – кивнула она, но что-то ей в нем не понравилось; почему-то подумалось, что, видимо, он получил сильный удар по голове при аварии и теперь не очень адекватен.

– Лен, у меня в плече дырка… – сказал Патронов с детской жалобной интонацией.

– Дырка?

– Ага.

– А сотрясение мозга было? Сознание терял? – спросила голосом заботливой мамаши.

– Авария – это версия для всех. Дырка от пули. – Голос у него из детски-жалобного стал детски-хвастливым.

– От пули? – удивилась она, думая: «Совсем крыша поехала».

– Я вырубился… Потом очнулся, решил, что убили, лежу, как трупак, около машины… А тут микроавтобус подъезжает, оттуда четыре мужика. Обычные мужики, не в халатах. Сунули внутрь, на диванчик кожаный, че-то вкололи, дали стакан коньяка, говорят, пей. Потом тут вот очнулся… Все завязано-повязано. Позвонил этот, говорит: пульку достали, машину твою для правды жизни стукнули, отдыхай… Короче – гипс, закрытый перелом… – рассказывал так, словно они играют в «казаков-разбойников».

– Кто «этот»? – Елена понимала, что он говорит только потому, что не может держать это сейчас в себе и что вообще-то рассказывать это ему не надо никому.

– Ты меня за кого считаешь, если думаешь, что я тебе и это солью? Или ты сюда от газеты пришла? – неожиданно обозлился он.

– Хочу просчитать степень твоей безопасности… – оправдалась Елена, прикидывая, кому же Патронов мог так перейти дорогу.

– Теперь полная. Стопроцентная. Я ж больше не сунусь! Второй раз уже куда надо стреляют. – Он как-то обмяк.

– А ты уверен, что не промахнулись?

– Лен, ты со своими журналистскими мозгами считаешь, что все выстрелы попадают в хронику? Запомни, ласточка, дай бог, чтоб только половина!

– Знаю, я просто боюсь за тебя… – согласилась она.

– Теперь чего бояться? Клиента сломали – он сдал назад, – поморщился он.

– Жалеешь?

– Там такие бабки паслись… Но я не Листьев. Я понимаю, что для снайпера человек стирается. Не любимый телеведущий, а движущаяся мишень, и все… – обреченно сказал он.

– Ты это только теперь понял?

– Естественно… думал, что они обосрутся. А обосрался я…

– Да брось ты! А детям уже звонил?

– Да я сразу, в тот же день. Запретил приезжать. Им про это и знать не надо… Скажи спасибо, что не гидравлика…

– А что это такое?

– Ну, это когда в бочку с водой сажают… Не знаешь, и не знай. А то опишешь где-нибудь в статье – будет отморозкам учебное пособие… Вы ж, журналисты, для красного словца хоть рецепт приготовления атомной бомбы готовы тиражировать…

Дверь осторожно приоткрылась, вошла домработница Лера с тарелкой в руках. Елена инстинктивно хотела отодвинуться от Патронова на постели, но вовремя остановила себя.

– Я сделала салат в миксере: морковь, орехи, сметана, – сказала домработница, словно Елены здесь не было.

– Поставь, – раздраженно сказал он. – И стучись, пожалуйста.

Она молча поставила салат на один из столиков и ушла, испепеляя глазами.

– Тоже еще дура! – выдохнул Патронов. – Ты меня покормишь? Я сам не могу.

– Да, конечно…

Она кормила его с ложки, как когда-то маленькую больную Лиду, и все это выглядело не как спектакль, а больше, чем спектакль. Где же вся его свита, челядь? Все дружки и подружки? Он словно прочитал это:

– Лен, я только теперь понял, насколько я одинок.

– Выводы сделал? – улыбнулась она.

– Вижу решение интересующей задачи в твоих глазах… Оставайся здесь. Для тебя это тоже способ избавиться от одиночества…

– Не торопи события, – опустила она глаза, поскольку совершенно невозможно сказать простреленному мужику: «Ты мне не нужен!», и соврала: – Я с бухты-барахты ничего в жизни не делаю…

Несмотря на всю удачливость, блистательность и вечную завидность, Патронов всегда вызывал у нее ощущение слепого, которого надо перевести через дорогу. А сейчас и подавно. «Молодец, – подумала она про себя. – Ссадила Лиду с шеи, нашла нового опекаемого?»

– Мне казалось, что я так крут, что у них рука не поднимется… Но, как говорил мой отец: летящий лом не остановишь, – добавил он. – Главное, кто? Вчерашние бандюки трехкопеечные!

В дверь постучали. Появилась Лера с мобильным телефоном:

– Виктор звонит!