На втором этаже от лестницы вправо и влево расходились два рукава коридора, Виктор повернул направо и, пройдя метров шесть в тусклом свете единственного окна в дальнем конце, остановился возле высоких двухстворчатых дверей, словно не находя в себе сил открытьих. Мина замерла рядом с парнем на расстоянии своего невидимого поводка и стала в напряжении ждать следующего его шага. Виктор медлил, он, словно уже знал, что находится по ту сторону дверей, но не хотел их открывать, или потому и не хотел, желая, чтобы они оставалисьзакрытыми. Парень стоял в нерешительности, собираясь с силами, наконец, он поднял руку и толкнул створки дверей, те легко поддались и распахнулись вовнутрь комнаты, впустив в коридор сноп солнечного света. Виктор переступил порог. Мина вошла в ярко освещённую область и посмотрела в комнату. Помещение оказалось огромным, окна выходили на другую сторону и были открыты, всё пропитывал солнечный свет и тепло: старые выцветшиеобои, новую песочного цвета мебель, пыльные портьеры на недавно вымытых окнах, потускневший от времени паркет и вытертый ковёрна полу, ставший грязно-багровым от пропитавшей его крови.
Посередине комнаты лежало двенадцать трупов, скрюченных в предсмертной агонии, с широко раскрытыми стеклянными глазами и безумной улыбкой на губах. У всех были вскрыты вены, в кровавой каше на полу лежало несколько ножей, кто-то ещё сжимал орудие своей смерти в сведённой судорогой руке. Тела образовывали почти ровный круг, все были молодыми, безумное самоубийство радикальной секты. Двое братьев-близнецов сидели, прислонившись друг к другу спинами, ресницы были опущены, на щеках высохшие дорожки слёз. Также по капле жизнь вытекала из них, но на губах осталась улыбка облегчения и спокойствия. Словно они приняли смерть в искупление страданий целого народа. Одной девушке едва можно было дать восемнадцать лет, её длинные русые волосы прилипли ко лбу, а кончики лежали в крови её соседа, тёмноволосого парня в очках. Из-за бликов на их стёклах казалось, что его широко раскрытые глаза блестят лихорадочным блеском, что это одержимый бесом, которые сейчас встанет и, перехватив судорожно сжатый кухонный нож, набросится на первого живого человека. Но живых здесь не было. Здесь были лишь Мина и Виктор — туман и дымка в воспоминаниях, в бесконечном десятилетии, которое парень провёл вдали от неё, скрытый ото всех слоем земли и воспоминаний.
На чувства как на клетку с попугаем набросили тёмную шаль, бессмысленное кровавое безумие сводило с ума. Мина, вынесшая слишком много за этот октябрь, вынесшая слишком много за далёкий июль, закрывшая в тёмном углу души слишком много на долгие десять лет больше не могла чувствовать. Сердце разрывалось, разум отказывался воспринимать, ей нужно было спасать саму себя, и она спасла, закрывшись от всего в холодном саркофаге, умерла и сразу воскресла, но уже другой. Какой она была глупой, какой наивно восторженной, когда увидела всё это в первый раз. Вокруг было не сияние, а серость сухого факта, безжизненность тонкого расчёта, яркая электрическая лампочка, затмившая божественный свет, неоновый нимб вместо святости. Юлия и Асфодель сломали Мину, подвели к красной черте, подло заставили служить своим интересам. Они нашли и убили ту самую гусеницу, и девушка встала на их сторону. Да, мир гибнет в водовороте своего невежества, цивилизация погружается в пучину забвения, но делают это люди, люди, которым бездумно и безответственно, во имя своих целей, никак не связанных с судьбами планеты, помогают создания, однажды уже поплатившиеся за свою чрезмерную амбициозность и самонадеянность. Она поверила в благородные цели, сопутствующие выверенному пути, беззлобности и спасительной стагнации. Она решила, что и правда можно склеить разбитый сосуд так, что все трещины будут скрыты. Но это блеф, надо или удержать его на краю и не дать разбиться или создавать новый. Даже если завтра всё закончится, Мина не сможет жить так, как жила, и Виктор больше не её, его у неё забрали, изуродовали и сделали пустышкой, куклой. А теперь хотят также взять и использовать её, единственную, видевшую откуда вышел кошмар, и знающую, с кем он связан. Надо попытаться спастись, сбежать, вырваться. А что дальше? Судьба перевела девушку через воды Рубикона, но не даст воды из реки Лета. Осколки чувств собраны и накрыты толстым панцирем, оставшееся уже никто не сможет разрушить, но и разрушать там более нечего. Остаётся лишь узнать больше и бороться, спасать то немногое, что достойно жить.
Мина сделала шаг вперёд, ей показалось, что она почувствовала, как под ногами чавкнул ковёр. Она посмотрела на Виктора, в её взгляде уже не было растерянности и смятения, в нём был только один вопрос: «Они делали тоже, что и мы?». Парень стоял, прислонившись к стене, сжав ладони изуродованных рук, с бессильной тоской заглядывая в лицо каждому из двенадцати молодых людей, отдавших свои жизни, чтобы спасти себя и многих других, которые ни о чём не подозревали.