Читаем Сен-Жермен полностью

Я открыл первую папку, нашел соответствующую выписку и протянул лист Уиздому. Тот принялся читать в полголоса.

"Он был неплохо осведомлен в физике, а химиком был совершенно превосходным. Мой отец, признанный специалист в этих областях науки, весьма высоко отзывался о его талантах… Ему ведома поистине удивительная тайна цвета, и благодаря этому известному только ему секрету его картины выделяются среди прочих непостижимым блеском и сиянием красок… Сен-Жермен, впрочем, отнюдь не горел желанием поделиться с другими своей тайной…".

– Обратите внимания – владел тайной цвета! – воскликнул я и примолк.

Затаился и Уиздом. Я видел его насквозь. Теперь он понемногу начинал разбираться в обстановке. Англичанин всегда остается англичанином. Стоит ему даже в самом легкомысленном разговоре учуять практический смысл, он тут же делает стойку.

– Привести ещё свидетельства?

– Да.

– Может, тогда начнем обзорную лекцию с происхождения этого графа?

– Я не против.

– Начнем с удобопонимаемого… – я протянул его кипу бумаги. Это были копии, снятые с писем, отрывки из воспоминаний, записи устных бесед, которые случались у меня с людьми, так или иначе убедившимися в необыкновенных способностях Сен-Жермена.

Я передал их Уиздому, сам сел в соседнее кресло, чтобы иметь возможность сразу ответить на возникающие вопросы.

Сверху лежала выписка из воспоминаний овдовевшей графини фон В.

"…он преподнес маркизе де Помпадур удивительную, поразившую всех своей красотой и необычностью конфетницу. Изящество, с каким была исполнена работа, было поразительно – черная, глубокого насыщения эмаль покрывала ларец, на крышке – инкрустация из агата. Граф попросил маркизу подвинуть шкатулку поближе к огню – та отнесла её к камину. Через некоторое время мы все убедились – резьба по агату исчезла, и на её месте появилось изображение пастушки в окружении милых овечек…".

– Взгляните вот на этот отрывок, – я указал Уиздому на начало страницы.

"Рисует граф превосходно. Его мастерство поразительно, но самое чудо заключается в красках, состав которых разработан им самим. Они излучают неожиданное, неподражаемое сияние. Наряды дам на исторических картинах графа Сен-Жермена блещут такими оттенками голубого, алого и зеленого цветов, что, кажется, краски эти получены из драгоценных камней – сапфира, яхонта и смарагда. Ванлей, восхищенный этим зрелищем, постоянно обращался к графу с просьбой открыть свой секрет. Граф, однако, остался непреклонен…"

– Заметьте, и здесь речь идет о рецепте красок, блистающих как-то необычно, с неподражаемой яркостью. Читайте дальше…

"В то время я была не в состоянии по достоинству оценить все таланты этого человека, которые произвели большое впечатление на двор и на весь город. Все изощрялись в догадках и предположениях, однако, по общему мнению и по моему собственному, все эти чудеса могли иметь источником исключительно глубокие познания в физике и химии. Именно в этих науках граф Сен-Жермен проявляет наибольшую подготовленность. По крайней мере, очевидно, что только на знании этих наук может быть основано его цветущее здоровье, позволившее ему перешагнуть рубеж отпущенного человеку срока. Это знание помогает ему также обзавестись всеми необходимыми средствами, чтобы сохранить себя от сокрушающего воздействия времени. Среди некоторых его высказываний, с очевидностью подтверждающих его потрясающие достоинства и таланты, бросается в глаза его недавняя беседа с госпожой де Жержи, о которой та рассказала фаворитке короля. Это была её первая по прошествию стольких лет встреча с Сен-Жерменом. Графиня де Жержи сообщила, что давным-давно, ещё в Венеции, где её покойный муж представлял интересы Франции, она получила от него замечательное снадобье, благодаря которому вот уже более четверти века сохраняет неизменным очарование юности…"

– А вот отрывок из записок ландграфа Карла Гессенского, заместителя великого гроссмейстера, принца Брауншвейгского Этот документ касается долголетия графа.

"История этого человека несомненно хранит некоторые исключительно интересные детали, привлекающие внимания всякого любопыствующего и доброжелательного исследователя. Мне, пожалуй, стоит подробнее остановиться на его происхождении и в точности передать то, что я сам лично слышал от самого Сен-Жермена. При этом мне придется кое-где вставить отдельные замечания, чтобы его рассказ стал более понятным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Великий Могол
Великий Могол

Хумаюн, второй падишах из династии Великих Моголов, – человек удачливый. Его отец Бабур оставил ему славу и богатство империи, простирающейся на тысячи миль. Молодому правителю прочат преумножить это наследие, принеся Моголам славу, достойную их предка Тамерлана. Но, сам того не ведая, Хумаюн находится в страшной опасности. Его кровные братья замышляют заговор, сомневаясь, что у падишаха достанет сил, воли и решимости, чтобы привести династию к еще более славным победам. Возможно, они правы, ибо превыше всего в этой жизни беспечный властитель ценит удовольствия. Вскоре Хумаюн терпит сокрушительное поражение, угрожающее не только его престолу и жизни, но и существованию самой империи. И ему, на собственном тяжелом и кровавом опыте, придется постичь суровую мудрость: как легко потерять накопленное – и как сложно его вернуть…

Алекс Ратерфорд , Алекс Резерфорд

Проза / Историческая проза