Сентябри Шираза

Он разворачивает письмо, вложенное в конверт вместе с фотографией:

5 октября 1960 года

Во имя Г-да!

Залман!

Ты меня разочаровал. Прошу тебя, немедленно уезжай из Марокко и возвратись домой. Я не для того столько лет провел в Сибири, чтобы мой сын женился на мусульманке. Тебя направили туда укреплять веру, а ты что делаешь? Что ты учудишь в следующий раз? Съедешь по дымоходу, как Санта-Клаус? Мало нас притесняли и угнетали? И что теперь — мы добровольно откажемся от себя?

Ты не можешь быть эмиссаром, в тебе нет нужных для этого качеств: ты не способен устоять перед соблазном. Прошу тебя, собирай вещи и немедленно возвращайся. Твой дом здесь, в Краун-Хайтс. Твой отец.

Значит, когда-то Залман любил эту девушку, но отказался от нее — внял просьбе отца, ведь на его долю выпало столько страданий. Твой дом здесь, в Краун-Хайтс. Парвиз гадает: скоро ли удалось мистеру Мендельсону забыть Надю? Вдруг он и сейчас нет-нет да и спустится в подвал — глянуть на выцветающую фотографию. Вытеснят ли в этот вечер Надю близнецы или их серо-голубые, какие часто бывают у новорожденных, глаза, напомнят ему о ней? Что, если воспоминаний не избыть, думает Парвиз.

Парвизу не по себе, он опускает письмо в конверт, как в гроб, — у него такое чувство, будто он потревожил могилу. А не стал ли он для Рохл тем, думает он, чем стала для Залмана Надя, — горьким отступничеством, и понимает, как виноват. Сверху доносятся шаги, и он бросает конверт обратно в сундук.

— Мистер Мендельсон? — кричит он. — Это вы?

По ступенькам спускается мистер Брухим.

— Парвиз, у вас тут ничего не случилось? А то я шел домой, вижу: свет горит, а в мастерской никого. Ну я и забеспокоился.

— Да нет, все в порядке, просто я забыл запереть дверь, — говорит Парвиз. — А Залман в больнице. Его жена рожает.

— В смысле, «опять рожает», — усмехается мистер Брухим. — Ну а ты что припозднился?

Парвиз перекладывает шляпы на полке.

— Да так, прибираюсь…

— Ты ужинал? Пойдем ко мне.

Он до того отвык есть в компании, что даже несколько заробел от предложения мистера Брухима.

— Да нет, спасибо, я, пожалуй, пойду домой. Я…

— Да ладно тебе. Ты один и я один. Пошли.

Они запирают мастерскую. Со времени его последней встречи с Рохл на город обрушились два снегопада, и теперь тротуары в серой слякоти. Однокомнатная квартирка мистера Брухима помещается на втором этаже дома, в нескольких кварталах от мастерской. Хозяина радостно встречает пес: пасть растянута от уха до уха — можно подумать, он улыбается.

— Какая дружелюбная собака, — говорит Парвиз.

— Да, пес замечательный. Это самоедская лайка. Я зову его Самад-ага. Эх, если бы люди были такими… Ну да ладно, садись. А я начну готовить.

В квартирке чисто, мебели немного: диван, журнальный столик, двуспальная кровать, полка со стопкой книг, коврик с традиционным персидским узором, явно машинного производства. На подоконнике — единственная фотография в рамке, на ней темноволосая девушка с озорными глазами.

— Это моя дочь, Марджан, — кричит из кухоньки мистер Брухим. — Учится в Принстоне. Ей там нравится. Хочет стать кардиологом, как и я. Вернее, как и я когда-то. — Он достает с полки початую пачку спагетти, высыпает в кастрюлю с кипящей водой. — Ты как, спагетти ешь? Я готовлю к ним соус моего изобретения — томатный а ля водка. — Он улыбается, берет бутылку водки «Смирнофф», выливает полный стакан в другую кастрюлю. — Здесь на гормесабзи[63] рассчитывать не приходится.

— Все лучше, чем кетчуп, — говорит Парвиз. Он играет с собакой, вдыхает аромат растопленного масла и томатного соуса, и его — чего он и сам не ожидал — переполняет радость.

— Приятного аппетита! — мистер Брухим ставит блюдо со спагетти на стол. Откупоривает бутылку вина, наливает два бокала. — Я много без чего могу обойтись, — говорит он, — только не без вина. Отличное бордо. Попробуй!

Теперь, когда он сидит напротив мистера Брухима, Парвиз понимает, до чего же он был одинок. Как это замечательно, думает он, сидеть с кем-то. Пес, виляя закрученным в колечко хвостом, залезает под стол, ложится в ногах — он счастлив. Его кремово-белая шерсть линяет — круглые комочки, как снежки, валяются по всей квартире.