Но поскольку политика Волиена и раньше, и сейчас охватывает все аспекты жизни в страстном стремлении улучшить положение дел в стране, то она поистине «богата, как сама жизнь», — это я цитирую лозунг, намалеванный над входом в школу Кролгула. В прошлом Волиен несколько раз оказывался зависимой планетой: в его мыслях и убеждениях осталось многое от риторики рабов. Был он и независимой планетой, сохраняя минимальные контакты с соседями: язык гордой и самодостаточной изоляции еще в ходу, хотя самодостаточность стала делом отдаленного прошлого. Когда-то это была империя быстро растущая и жестокая: песни, стихи, возвышенные и яркие речи всякого рода, которые все еще в ходу, свидетельствуют о том этапе развития. Это сейчас империя находится на стадии упадка и недовольна настоящим: но в ее языке не отразились реалии ее нынешнего состояния. Скоро Волиен превратится в колонию Сириуса: ну, тогда ему не придется изобретать новых средств передачи мысли, достаточно будет лишь вспомнить банальности периода его рабства и дать им новую жизнь.
Но, описывая этот цикл, я замечаю за собой симптомы недуга Ормарина, так что мне лучше замолчать.
Я появился в школе в удачный момент: как раз шли экзамены. Я разыскал Кролгула: с какими-то молодыми-экзаменаторами он сидел за столом в дальнем конце большого зала, а учащиеся подходили один за другим и демонстрировали, на что способны.
Экзаменационный зал — простое квадратное помещение, выбеленное, лишенное каких-либо средств возбуждения эмоций — хоть формой, хоть цветом или запахом, хоть звуком любого вида. Чтобы проверить воздействие речи на объект, все другие стимулы исключены.
Я вошел через вестибюль, в котором толпились взволнованные экзаменующиеся: с Волиена, с Волиенадны, Волиендесты, а также с двух внешних планет — Мейкена и Словина. Среди них было двое наших агентов, а именно 23 и 73, но о них я уже докладывал. Поскольку оба были еще новичками в нашей службе, когда попали в плен на Шаммат, у них не нашлось времени целиком войти в курс нашей работы, так что для Шаммат эти агенты оказались бесполезны. Кролгул так ничего и не понял: ведь он так обхаживал этих двоих, и они были не меньшие энтузиасты, чем Инсент, а результатов никаких. Потому что, при том, что у них меньше внутренних противоречий, они производят впечатление более целенаправленных и стойких, вот он и ждал от ребят большего, чем от бедного Инсента… К счастью, Кролгул столь многого не понимает!
Я приветствовал наших двух (временно) потерянных агентов, и они тоже со мной смущенно поздоровались. Потому что в душе оба прекрасно знают, что они с Канопуса, и как-то ухитряются сделать вывод, что хоть и работают на Шаммат, но все еще остаются нашими сотрудниками. Другие агенты меня не узнали.
Когда я вошел, некая сдававшая экзамен девушка как раз его завалила. Кролгул с помощниками жестом велели отсоединить ее от прибора, и тут он увидел меня; спрыгнув с платформы, он ринулся мне навстречу.
Кролгул сиял. Он всегда рад меня видеть! Вы удивлены? Лично я был искренне удивлен и должен был немедленно обдумать этот его ход. Ну, во-первых, наше присутствие кажется ему гарантией значительности того, что делает он, то есть Шаммат. На планетах, где ее люди работали иногда тысячелетиями, — как им казалось, незаметно для нас, — их вообще-то серьезно удручало наше невнимание, так что вставал вопрос: стоят ли чего их усилия? Нет, мое появление в «Империи» Волиен для всех них было большим стимулом.
А во-вторых — они очень хорошо знали, насколько необъективна их информация, и понимали, что наши планы работы на любой планете основаны на разработках, намного превосходящих их информированность. Кролгул, который весьма умело добился подъема народных масс «по всему Волиену, чтобы обязательно все в один момент — и тогда больше нам ничего не надо будет делать» (это я цитирую его последнюю речь), в глубине души уверен, что мои намерения почти наверняка совсем другие, потому что
Кролгул поспешил мне навстречу, протягивая руку, приветливо улыбаясь, при этом он сильно смахивал на обезьяну, но его радость была искренней.