Сентиментальный душегуб

Пока я стояла, с тоской пытаясь сообразить, что же мне делать, ведь коляска на трех колесах да еще по снегу вряд ли поедет, кто-то тронул меня за рукав. Передо мной стоял ангел-избавитель в образе лохматого знакомого с таксой Ромой в одной руке и с колесом от коляски в другой.

– Вот, – сказал он, – оно почти не погнулось.

От умиления я прослезилась и погладила таксу Рому по головке. Его хозяин уже сидел на корточках и пытался приделать колесо.

– Так такой шпенечек! – молвила я.

Лохматый издал какое-то нечленораздельное шипенье, из чего я поняла, что шпенечек он нашел, и тот успел оцарапать ему палец. Кое-как приладив колесо, мой спаситель сказал, что до дому мы доедем, а там надо все сделать как следует. Тут я заметила, как он морщится и зажимает руку носовым платком, и на снег даже капнула капля крови. Порез был глубоким, да еще колесо грязное, это чревато неприятными последствиями.

– Вам надо домой, руку перевязать! – заволновалась я.

– Успеется, – отмахнулся он, – и вообще, это левая рука, нерабочая. А вы одна до дому не доберетесь, я вас провожу.

Тут мы сообразили, что идти нам в одну и ту же сторону, и засмеялись. По дороге домой, пока мы осторожненько проводили коляску между сугробами, мой новый знакомый успел рассказать, что тещу отправили в больницу, состояние не очень тяжелое, но недели две она там пробудет. Теперь он вынужден мотаться сюда каждый день, чтобы гулять с таксой, потому что, с одной стороны, у тещи соседи новые, незнакомые, а другие сами хоть и приличные люди и Ромку любят, но сын у них великовозрастный оболтус, ключи от тещиной квартиры доверять им никак нельзя. А еще к теще в больницу надо съездить хоть через день.

– Вас же двое, – удивилась я, – жена может в больницу съездить.

– Один я, – вздохнул он, – так уж получилось, жены нет, а теща есть.

– Простите, – смутилась я, – она умерла…

– Да не то чтобы, – лохматый досадливо махнул рукой, – в общем, нет ее, и все, мы разошлись.

Ничего себе, с женой разошелся, а тещу опекает. Я все больше симпатизировала этому человеку. Он снял темные очки и грустно на меня посмотрел. Синяк стал бледно-желтым и уже не так бросался в глаза. Но сам он был какой-то поникший, верно, и впрямь замотался.

– Идемте к нам! – решилась я. – Я перевяжу вам руку и напою кофе. Или чаем, если вы кофе не пьете.

– Сейчас, зимой, пью, потому что встаю не рано.

Интересно, что же у него за работа – сезонная, что ли!

– Я художник, – сказал мой новый знакомый, – предпочитаю работать при дневном свете.

– Правда художник? Настоящий? – задала я глупый вопрос.

– Правда, – улыбнулся он. – Может, помните, лет пять тому назад была такая выставка, «Тринадцать», так вот, я один из этих тринадцати – Пятаков моя фамилия.

На выставке «Тринадцать» я, как ни странно, была, потому что Лизка тогда еще и не помышляла о замужестве и у меня была куча свободного времени. Помню и фамилию – Пятаков, но вот работы… Чтобы уйти от скользкой темы, я решила представиться.

– Давайте знакомиться, а то я не знаю, как вас называть.

– Пятаков Владимир Иванович.

Я хотела представиться просто по имени, но, вспомнив, что я бабушка, сказала церемонно:

– Наталья Евгеньевна, хотя, по имени-отчеству меня никто не называл, кроме зятя.

Когда мы подъехали к парадной, Владимир Иванович что-то застеснялся.

– Как-то неудобно так к вам, да еще с собакой, ваш муж…

– Муж, муж, – ворчливо ответила я, – у меня такой же муж, как у вас жена, – нет его. Зато у меня двое охламонов-детей и внук Ромочка. Но сейчас дома никого нет, так что проходите.

Под внимательным взглядом соседки тети Дуси мы пронесли коляску к лифту, втиснулись в него всей компанией и приехали на наш шестой этаж. Кавардак, который мои дети устроили в квартире, собираясь в гости, не поддается описанию. В их комнате валялись вперемешку игрушки, Лизкина косметика и колготки. На кухне в раковине была горой свалена грязная посуда. Эта дрянь не удосужилась ее помыть за целый день. И в довершение всего в ванной на стиральной машине валялся использованный внуком памперс и сильно вонял. Ну, устрою я Лизавете!

Владимир Иванович, однако, особого изумления не выказал, подхватил свою таксу на руки и отправился в ванную мыть ей лапы и животик. Я успела выбросить благоухающий памперс, а сама занялась внуком – вытащила его из коляски, развернула, переодела, достала рожок с Лизкиным сцеженным молоком и накормила. После того как мы привели в порядок каждый своего ребенка, у меня появилась возможность заняться моим гостем. Руку ему я забинтовала слишком сильно, но он терпел и не возражал. Пока я возилась на кухне, начерно разгребая завал с посудой, Владимир Иванович не стоял над душой, а попросил у меня отвертку и за пятнадцать минут починил это чертово колесо. Такса Рома шумно осваивалась в нашей квартире, успела спереть у внука погремушку и стянуть покрывало с кровати.