Сентиментальный душегуб

Благородные дети оставили мне в холодильнике полбанки абрикосового джема. Печенье я принесла с собой. Больше в доме еды не было – после Валерика, как я уже говорила, в холодильник можно не заглядывать. Но раз я позвала человека на кофе, то обедом его угощать не обязана.

Мы сели за стол. Такса Рома внизу аппетитно хрустела печеньем. Кофе я завариваю хорошо, не стыдно перед незнакомым человеком. Владимир Иванович снял очки, отхлебнул кофе, взял печенье и посмотрел в задумчивости на абрикосовый джем. Я подвинула ему баночку поближе и ободряюще кивнула. Он намазал джем неприлично толстым слоем, потом смутился:

– С детства люблю!

Я промолчала, потому что сама любила то же самое. Мы выпили по две чашки кофе, съели все печенье, поболтали о пустяках. Владимир Иванович сказал, что домой к себе Ромку взять никак не может – живет в центре, гулять абсолютно негде. Кроме того, хулиганский пес, будучи однажды у него дома, уже изгрыз два холста и перемешал все краски. Потом он с сожалением поднялся и стал искать свою таксу по квартире. Ромка забился под диван и не хотел уходить.

– Оставьте его здесь, – неожиданно предложила я.

– Что вы, неудобно!

– Оставляйте, мои все равно дома сидят, завтра погуляют, а вечером я сама.

– Получается, как я вроде напросился, – сконфузился Владимир Иванович.

– Ничего страшного, а то пес сидит целыми днями один, скучает.

– Да, он воет ночью, соседи жалуются. Тогда я сейчас еды принесу, он обжора такой, объест вас совсем…

Владимир Иванович сбегал в тещину квартиру и принес кастрюлю с мясом.

– Ему на три дня хватит, можно овсянки добавить.

Прощаясь, он даже взял меня за руку.

– Спасибо вам, Наталья… – он замялся, вспоминая мое отчество, но я махнула рукой – не мучайтесь, мол, – я забегу послезавтра.

– Лучше в субботу, вместе и погуляем.

– Хорошо, вот мой телефон на всякий случай. И еще я хотел спросить – мы раньше не встречались?

Вот оно! Я даже вздрогнула. Значит, он вспомнил. Но мне почему-то не хотелось рассказывать ему сейчас про карточку. Я чувствовала себя виноватой, ведь это из-за меня его стукнули по голове. Тут кстати заплакал внук, и я с облегчением закрыла дверь за лохматым художником.

Во втором часу ночи меня разбудил лай таксы. В прихожей слышалась возня, ругань и рычание. Возникнув спросонья на пороге, я увидела, что Валерик, достаточно пьяный, стоит на четвереньках и одежной щеткой пытается достать бедного Ромку из-под вешалки.

– Кусаться ты еще будешь! – рычал он не хуже собаки.

– Что, и правда укусил? – не сумела я скрыть своей радости, уж очень они мне надоели.

– Вот, – Валерик показал палец.

– Даже не до крови, – разочарованно протянула я, – шестьдесят уколов не придется делать… Оставь в покое собаку!

– А чего он кусается! – заныл Валерик, он дошел до слезливой стадии опьянения.

– Собаки пьяных не любят, – наставительно сказала я, – вот не напивался бы как свинья, он бы тебя не тронул.

Зять обиделся на «свинью» и уселся в коридоре прямо на пол. Лизке было неудобно передо мной, она пыталась его поднять, опять залаяла такса Ромуальд, а из их комнаты послышался плач внука. Странно, что он только теперь проснулся! Лизавета посмотрела на меня умоляющими глазами, но я вспомнила давешнюю гору грязной посуды и не тронулась с места. Бросив Валерика, который тут же задремал, положив голову на ящик для обуви, Лизка побежала в комнату к ребенку, и тут послышался стук по батарее.

Над нами живет пенсионер Григорий Полиенович, не то Герой Социалистического Труда, не то инвалид умственного, но очень заслуженный. Ночью у него бессонница, он лежит и слушает соседей. Дом, как я уже говорила, у нас блочный, слышимость потрясающая, а Полиеныч, как услышит шум, так сразу начинает по батарее стучать. Ему скучно одному не спать, он хочет, чтобы весь дом бодрствовал. Но на этот раз он, пожалуй, был прав, гомонили мы здорово.

В комнате Лизавета плачущим голосом укачивала ребенка. Ничего, милая, привыкай к семейной жизни!

Я накрыла Валерика Лизкиной шубой, вытащила из-под вешалки перепуганного Ромуальда и ушла спать. Завтра надо умотать на работу пораньше, пока Полиеныч ругаться не пришел, пусть они тут сами разбираются.