– Угу! – согласилась Варвара, тоже перекрестилась; она подумала, что хорошо бы этому Трифону вручить вилы.
Убирать навоз за курами, управляться с вилами и лопатой для Варвары было делом привычным. У неё жила дюжина кур, но в монастырском курятнике их было много, и много навоза пришлось убирать. Его выкидывали в открытое окно, а когда куча выросла до уровня подоконника, её нужно было перенести в большую кучу, что высилась неподалёку. Так день и прошёл: храм – трапезная – курятник – храм – трапезная – курятник. Варвара так устала, что у неё не было сил отвечать на ласки Графа, когда она вернулась в келью. Варвара покормила пса и упала в постель. И спала без сновидений.
Оставались сутки, отведённые Варваре для устройства пса на стороне. Даже если бы Варвара и была намерена его где-нибудь пристроить, у неё не оставалось на это времени. Она готовилась покинуть монастырь, потому что ни за что не хотела расставаться с Графом.
«Я у него одна, – думала она. – Кроме меня на целом свете у него никого нет. Разве я могу его оставить?! Будем вместе побираться и бродяжить».
В тяжёлом настроении пришла она вечером в келью после трудового дня. Сели с Тоней пить чай. В дверь постучали, и вошла мать Евфимия. Она присела на табурет, предложенный Тоней, отказалась от чая.
Варвара не стала дожидаться приговора и выпалила:
– Да уйду я сейчас! Только это неправильно – любить Бога больше, чем тварей, которых Он создал! Это человеческие выдумки, все эти правила! Бога надо любить через тех, кого Он создал!
Мать Евфимия улыбнулась:
– А я затем и пришла, чтобы сказать: оставайтесь! Только собаку свою никому не показывайте. Правила не я выдумала. Но я их нарушу. Выводите пса на задний двор, когда никто не видит. Ну, если и пожалуется кто, то прежде ко мне придёт.
Варвара не верила своим ушам. А когда до неё дошёл смысл сказанного матушкой Евфимией, она расплакалась.
Так в согласии, трудах и молитвах прожили они зиму. Наступил март. Тоня засобиралась снова в Астрахань на заработки. Там она хотела провести всю весну и лето, а осенью снова вернуться в монастырь. Она звала с собой Варвару. Но Варваре не хотелось покидать насиженное место.
Тоня уехала. А на следующее утро в келью подселили новую трудницу – крашеную под блондинку даму неопределённого возраста, уставшую от городской жизни, телефонных звонков, интернета, автомобилей, молодого любовника, пожелавшую расслабиться через тяжёлый физический труд денька на три-четыре. Дама искренне полагала, что эти четыре дня спишут ей грехи, копившиеся годами.
Увидев Графа, дама истерически взвизгнула:
– Ой, я боюсь собак! Почему здесь собака?
– Он безвредный, – начала было оправдываться Варвара, но в этот момент Граф гавкнул. И ещё раз, для порядка.
Дама исчезла и через несколько минут вернулась в сопровождении матушки Евфимии.
– Он привязан, – сказала Варвара.
– А вы уж потерпите, – обратилась матушка Евфимия к даме. – Как только освободится место в другой келье, я вас переведу.
Дама фыркнула и начала переодеваться в рабочий комбинезон, который принесла с собой. Евфимия ушла.
– Вы в трудницы надолго? – спросила Варвара.
– На три дня, – отвечала дама. – А что?
Варвару вдруг понесло.
– А то, – горячо заговорила она, – что вы на три дня здесь и уйдёте домой, а я здесь зиму прожила, потому что мне идти некуда.
Дама презрительно заметила:
– Я что, виновата, что у меня дом есть, а у вас нет! Небось, алкоголичка и бомжиха!
– Я не бомжиха! И тем более не алкоголичка! У меня есть дом. Я беженка из Донбасса.
– Не грузите меня вашими проблемами. Мне нет до вас никакого дела! У меня своих проблем предостаточно, – раздражённо отвечала дама.
Варвара махнула рукой и отвернулась.
Дама пожаловалась настоятельнице монастыря, что в келье проживает злая собака. Матушке Евфимии крепко влетело за «недосмотр». А Варваре вышло предписание либо избавиться от Графа, либо покинуть монастырь. И они покинули монастырь.
Весь март они скитались по городу. Варвара и Граф облюбовали главный железнодорожный вокзал. Чтобы попасть на вокзал, необходимо пройти через контрольный пульт и весь свой багаж пропустить через специальное устройство. Багажу Варвары был, это её рюкзак и сумка со сменой белья, та самая сумка, в которой она носила Графа, когда он был щенком. Но теперь он в сумке не помещался.
Варвара приспособилась, когда было нужно, носить Графа в большом зелёном рюкзаке советского производства. Рюкзак Варваре подарила Тоня. Он был крепким и немарким. Кто-то из постояльцев монастыря забыл его или оставил нарочно, его нашла мать Евфимия и отдала Тоне, а Тоня – Варваре. Граф отлично помещался в рюкзаке, наружу торчала только его белая голова с рыжим пятном на темени. Варвара привыкла носить за спиной десять килограммов и почти не чувствовала тяжести собачьего тела. Женщина не знала латинскую поговорку «Всё своё ношу с собой», а если бы знала, то она ей пришлась бы по душе. Иногда Варвара специально носила Графа в рюкзаке, чтобы ему не было холодно, а он грел ей спину.