Сэр Евгений

— Джеффри я знал ещё молодым парнем. Думаю, узнаю и сейчас.

Аббат позвонил в большой серебряный колокольчик. Дверь отворилась, и на пороге вырос служка.

— Приведи ко мне телохранителя этого господина. А другой солдат пусть пока подождёт за воротами.

Спустя некоторое время Джеффри вошёл в кабинет. Нескольких мгновений обоим хватило, чтобы узнать друг друга, после чего аббат взялся за серебряный колокольчик, и уже через полчаса отец-госпиталий, в чьи обязанности входило устройство гостей аббатства, показывал мне мои покои. Мне предоставили две комнаты из предназначенных для именитых гостей аббатства, а моих людей поселили в большой комнате для паломников из простолюдинов.

Я уже заканчивал раскладывать свои вещи, когда принесли обед, причём настолько скромный, что я с возмущением подумал:

«Мало того, что аббат с загибами, так ещё и кормят, словно милостыню подают. Да уже через неделю с такой едой у меня живот к позвоночнику прилипнет!»

Это недовольство вызвала миска каши с парой сухарей и стакан слабого, разведённого водой, вина. Пока ел, попробовал понять странное поведение аббата, но потом сказал себе:

«Ты же его совсем не знаешь! Может, он такой по жизни. Нервный и подозрительный».

После знакомства с хозяйством монастыря мне дали отдохнуть пару часов. Я заснул, как только положил голову на подушку.

Гулкий удар колокола разбудил меня, но не поднял, так как я ещё собирался понежиться в кровати. Но отлежаться мне не дали — раздался стук в дверь. Чертыхнувшись, я встал с кровати. Это оказался служка, которому было поручено отвести меня в храм на молитву. Отстояв около часа на коленях, я был отпущен. Гулял по двору, пока не наступило время ужина. Его отличие от обеда заключалось в том, что на этот раз каша была приправлена мёдом, а вместо сухарей лежал большой ломоть хлеба. Хлеб оказался единственно вкусной едой из того, что я съел сегодня. Пышный, ноздреватый, мягкий. После такого ужина аппетит разыгрался ещё больше, но мысли о еде перебил пришедший за мной монах, который отвёл меня в скрипторий — мастерскую по переписке рукописей. После часового рассказа об истории создания монастыря и святынях, хранившихся в его стенах, я снова был отправлен на молитву. С каждым часом пребывание в аббатстве нравилось мне всё меньше и меньше. Вышел во двор и не поверил своим глазам. Ещё только начало вечереть, а монахи, судя по их разговорам, уже собирались устраиваться на боковую.

Блин! Словно курицы спать ложатся! Впрочем… монах же мне сказал, что у них первая молитва в четыре утра… Офигеть можно! Хорошо хоть здесь без меня обойдутся! Зато на утренней мессе, в полвосьмого, я должен быть как штык. И так каждый день. Да здесь хуже, чем в армии!

Я недовольно покрутил головой. Снова начал бродить по двору, ловя на себе время от времени недовольные взгляды привратника. Остановился в раздумье: чем бы заняться? Проведать Джеффри и Хью? А принято ли здесь заходить в чужие комнаты? Может, они уже спать завалились?

Над головой висели звёзды. Ветерок принёс из-за каменной монастырской стены пряный аромат лугов. Спать не хотелось — днём выспался, зато хотелось есть.

Наведаться на кухню, хлеба попросить?

Тут из дома аббата вышел служка — я увидел его в свете двух факелов, торчащих над дверной аркой.

— Господин аббат просит вас зайти к нему.

— Сейчас?!

— Да, господин. Он в своём кабинете.

Чего ему ещё надо? Вроде же всё обговорили. И по деньгам для нашего содержания сошлись. Может быть, о моём отце поговорить хочет? Воспоминания там разные… Или надумал мне ещё один допрос устроить?

В любом случае, надо было идти, хотя бы для того, чтобы поддерживать с ним хорошие отношения. Ведь, как он мне сказал, на спасение моей души и возвращение памяти уйдёт не менее месяца.

Войдя, я не сразу увидел хозяина кабинета, так как на этот раз он сидел не за столом, а в массивном кресле у камина и ворошил угли кочергой. Сбоку от него стояло пустое кресло.

— Добрый вечер, Томас, — сказал аббат, не поворачивая ко мне головы. — Проходи. Восстановил силы после долгой дороги?

Я ответил не сразу, так как сначала мне надо было проглотить слюну, в одно мгновение скопившуюся во рту. Дело в том, что на каминной полке стоял кувшин, а рядом с ним было блюдо, на котором лежали несколько кусков копчёного мяса и ломтей того самого вкусного хлеба.

— Э-э… Добрый вечер, господин аббат! Сказать, что полностью восстановил, не могу…

— Тогда бери и ешь! — аббат кивнул на полку. — Но перед тем, как сесть и вонзить зубы в мясо, будь так добр, налей мне стакан вина.

Пока я ел, в кабинете стояла тишина. Всё это время аббат делил своё внимание между камином и мною, глядя, как я уписываю за обе щёки мясо и хлеб. Наконец, почувствовав приятную сытость, я налил и себе стакан вина и вновь сел в кресло. Некоторое время мы молчали, а потом аббат заговорил.