Серафим Саровский

Встречу курского паломника и настоятеля обители отца Пахомия можно представить, прочитав отрывок книги писательницы начала XIX века Варвары Миклашевич[35] «Село Михайловское, или Помещик XVIII столетия». Ею зачитывались Грибоедов, Жуковский, Кюхельбекер, Пушкин. Александр Сергеевич писал о Миклашевич в одном из номеров журнала «Современник» за 1836 год: «Недавно одна рукопись, под заглавием «Село Михайловское» ходила в обществе по рукам и произвела большое впечатление. Это роман, сочиненный дамою. Говорят, в нем много оригинальности, много чувства, много живых и сильных изображений. С нетерпением ожидаем его появления». Миклашевич по личным впечатлениям от посещения Саровской пустыни описала ее в том временном промежутке (или ранее), когда в нее пришел Прохор Мошнин и, что самое интересное, описание приходится на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. Приведем отрывок из книги, чтобы читатель явственнее почувствовал детали быта монашествующих, дух и нравы обители.

«— Кто это? Чей экипаж? — кричал с крыльца у каменных келий послушник. И когда лакей отвечал, что княжны Эмировой, послушник бросился назад в келью и вскричал:

— Батюшка, батюшка! Извольте-с! Воротниковская княжна приехала; где нам отвести, благословите?

— Сюда, ваше сиятельство! Милости просим! — сказал гостиник, сошедши с крыльца с фонарем, которым осветилось почтенное лицо его.

В С…ве гостиницы всегда поверялись самой строгой жизни старцу; он должен отвечать за всех и за все, что случится в гостиных[36].

— Не оступись, ваше сиятельство — лестница-то у нас крутенька.

Старец, наклонясь, светил им под ноги. Между тем они вошли в большую келью, где стоял образ, как будто местный, пред которым висела маленькая медная лампадка, и в ней пред иконою теплилась свечка. Келья, называемая трапезною, вся была выбелена и так натоплена, что с холоду казалась банею. У стен стояли простые скамейки с точеными балясинами. Отец Амвросий[37] так долго молился, приведя гостей, как будто он год в этой келье не бывал.

— Спаси Господи и помилуй! Отец Макарий![38] — сказал погромче старец и постучал ножом о стол.

— Благословите, батюшка! — отвечал вошедши молодой рясофорный монах в обыкновенном монастырском кафтане и в белом фартуке.

— Подавай-ка, брате, пищу!

Монах опять сказал: «Благослови» и вышел.

— Общая трапеза кончилась. Повечеряем прежде, чем Бог послал, а там по воле вашей. Надобно думать, что и батюшка строитель после правила посетит вас.

Между тем служащий на гостиной монах вошел с пищею.

— Господи Иисусе Христе сыне Божий, помилуй нас.

— Аминь! — отвечал старец Макарию, принимая от него желтенькое под лаком блюдечко, и поставил его на стол. Все встали:

— Благословен Бог, милующий и питающий нас от богатых даров Своих… — Старец прочитал молитву до конца, и потом все опять сели.

— Бог благословит! — сказал гостиник и, перекрестясь, принялся за ложку сам прежде всех, быть может, в пятый раз, за святое кушанье.

Гостиник непременно обязан для всех и каждого, хотя несколько прикушать. Все перекрестившись начали кушать из одного блюда; перед каждою гостьею стояла тарелочка так же желтенькая, как и блюдо, мелкая для хлеба, и братинка с квасом, в которую опущен был очень чистый медный ковшик.

— Господи Иисусе Христе сыне Божий, помилуй нас. Батюшка строитель! — сказал гостиник и, соскочивши с места и отдавши аминь на его молитву, отворил двери.

Вошел почтенный и смиренный пастырь словесных овец Христовых. Отец Пахомий[39] был среднего роста, сухощавый, бледное лицо выражало труды его и подвиги. На голубых, больших глазах его нельзя было найти никакого следа страстей человеческих. Если ж в них не было огня жизни телесной, зато одушевлял их какой-то неизъяснимый свет. Волосы соломенного цвета начинали серебриться. Непрестанная, подобная младенческой, улыбка служила доказательством непорочной его жизни и кроткого нрава…

…В ясное, морозное утро, в девять часов, благовест к поздней обедне, в самый большой колокол, возвещая праздник Введения во храм Непорочной и Пресвятой Отроковицы, разбудил спавших глубоким сном после заутрени. Все на гостиных ожили. В С… ве всенощное бдение выполнялось во всей силе этого слова: начиная с полуночи оно продолжалось до шести часов утра[40]. В С…кой пустыне теплый соборный храм во имя Живоносного Источника[41] самой старинной архитектуры, с маленькими окошками. Крыльцо у храма высокое, крытое. Темный купол освещается четырьмя паникадилами; образа не только в иконостасе, но даже и по стенам, в серебряных ризах, перед каждою иконою вызолоченное паникадило. Крест, Евангелие и сосуды украшены драгоценными каменьями. В этом храме, в настоящий праздник, совершалось богослужение. Начиная от пастыря, все соборные старцы и иеродиаконы облачены были в богатую парчевую одежду. Дневной свет в мрачном храме не мог препятствовать отражению зажженных свечей на серебре, золоте и на драгоценных камнях»^{192}.