Сердца. Сказ 3

– Комнаты за красным балдахином останутся как классика. А уж про интимность и конфиденциальность не тебе рассказывать, Хозяин Монастыря, ибо однажды я нашла тебя в резиденции Бога Жизни в руках женщины, а подле вас кружились ещё и ещё руки и ноги.

– В этом смысл резиденции Жизни.

– В оргиях?

Прямолинейность ставит поперёк горла Яна очередную дольку дыни. Мужчина встряхивает плечами и подбирает слова, отторгает одну мысль и выдаёт другую:

– Приходящие на вечера в упомянутую резиденцию и делают это для того, чтобы помимо обсуждения деловых вопросов, кучностью отдаваться животным инстинктам. Монастырь же – классический бордель. С твоими идеями мы претендуем задавить потребность в посещении резиденции Жизни.

– Тогда к прочему возведём зал, в котором можно будет курить и проводить сделки.

Хозяин Монастыря самодовольно улыбается. И издевается:

– Если соблазнишь какого-нибудь божка, который с радостью вложится в строительство, без проблем.

Спорю:

– Тебе Гелиоса соблазнять не пришлось, а он вложился.

– Таких индивидуалистов на свете мало. Возможно, больше не осталось.

Загораюсь:

– Подожди. Если я вдова Дома Солнца, где все сбережения моего мужа? Где богатства, о которых сплетничают со всех сторон?

Хозяин Монастыря пожимает плечами:

– Поздоровайся с больной патриархальной системой: он не оставил наследника, посему всё сгорело, и ты осталась ни с чем.

– Я хочу бороться за свои деньги!

– С кем? С системой? С системой, которая выдумана на коленке и за которую никто не ответственен? Ты очаровательна, Луна.

Швыряю в мужчину обгрызенным початком кукурузы и высказываюсь на старом наречии.

– Да, вот и всё, что ты можешь. Для справки: Богиня Плодородия после развода с Богом Воды тоже по праву осталась ни с чем. Спросишь, откуда у неё средства на существование, кутёж и вообще развязный образ жизни? Она понимает, что скоро помрёт и потому прожигает остатки; всё распродаёт: поля, угодья, плантации, слуг. Даже Гелиос перекупал у неё участки земель близ дамбы Бога Воды, чтобы засеять и отправить взошедшие культуры в Полис. После развода за душой у Плодородия не осталось ни кредита, но осталось самомнение, сучий характер и возможность продавать общее с Богом Воды имущество, чем она с превеликим удовольствием воспользовалась. Конечно, в твоём случае, Луна, ты бы могла обратиться к сокрытым в поместье Солнца ценным бумагам – акциям, облигациями, векселям, но, помнится, поместье сгорело, а, значит, и твои привилегии вместе с тем.

Бросаю колкий взгляд, на что Хозяин Монастыря отрезает дыню и слышит мою требующую интонацию:

– Угощай, Бог Удовольствий.

Ян сцепляет кусочек в зубах и предлагает дотянуться самой; делаю вид того. Склоняюсь к мужскому лицу, едва не отнимая ароматную дольку вместе с поцелуем, как вдруг подхватываю со стола нож и засаживаю его в корку плода. Хозяин Монастыря отдёргивается от рассекающего воздух (и только) лезвия и в следующий миг наблюдает, как презирающая его богиня отдирает ломоть дыни и угощается сама.

– Мне твои игры не нужны, Бог Удовольствий, – говорю я. – Продолжим беседу о купелях?

Мужчина смеётся и поддерживает тему, но не поддерживает идею и смеётся вместе с тем над ней.

– Послушники плохо себя оправдали, где гарантия, что плескания с клиентами в воде окупят себя?

Спокойно соглашаюсь:

– Никакой гарантии, как и всё, что выходит из-под крыла личных дел. Открывая Монастырь, Отец не был уверен, что месяц спустя наскребёт хотя бы на банку залежалых консервов. Однако наскрёб влияние и статус небесного божества с земной миссией. Мои поздравления, Бог Удовольствий.

– Сказала женщина, вовремя прильнувшая к груди уставшего от жизни старика, состояние которого покрывает все окружающие Полис земли.

Подстёгиваю в ответ:

– Помнится, я сделала вовремя другое.

– Чего ворошить прошлое, верно?

Момент.

Время словно бы замирает.

Я смотрю на человека, к которому ничего не испытываю, а все эти разговоры и взаимные подстрекания – лишь игра, которая облегчает его ношу и которая даёт отдушину его сердцу; не моему. Я смотрю на него совершенно иначе и взгляд этот – равно человеку – мне не нравится вовсе.

Хозяин Монастыря улыбается (и улыбка эта тоже во мне больше ничего не трогает), растерянно потирая курчавые волосы и кратко убирая нависающую на ожог чёлку, после чего замолкает и спрашивает:

– Что-то случилось? Ты задумалась.

Молчаливо соглашаюсь, однако мыслей не обнажаю.

– Я сделал что-то не так?

С каких пор уверенный в себе Хозяин Монастыря вопрошает такие глупости? Так и хочется уколоть: извинись без причины и потеряй былое величие.

– Пойду спать, – говорю я и покидаю кухню.

– Разве мы договорили?

Былой Хозяин Монастыря утвердительно бы бросил: «мы не договорили» и остановил, поймав за руку. Мне нравился былой Хозяин Монастыря, но женский характер его сломал.

Не удосуживаясь наградить ответом, поднимаюсь по винтовой лестнице. Не нужны мне ни купель, ни зал, ни что-либо ещё. Только бы оказаться в руках Бога Солнца, хоть на мгновение сна.

Бог