Сердце Аделаиды

Антуан по-прежнему живет в Бельвиле, она просматривает доступные фотографии и уже представляет себя рядом с ним. Вот они идут по бульвару, держась за руки, как подростки, останавливаются у китайской лавочки, берут еду навынос. Аделаида замечает, что предается мечтаниям о том, как больше не будет ужинать одна. Она немного переживает, что ее фантазии посвящены утке по-пекински, а не порывам неукротимой страсти. Вот они танцуют на вечеринке у Жюдит. Аделаида представляет себе все в мельчайших подробностях: гостиную Жюдит с отодвинутой к стенам мебелью, видавшие виды кроссовки Антуана, которым нужно будет срочно найти замену, цвет глаз Антуана, который она вспоминает с трудом и проверяет по фотографиям. Она почти ничего не помнит об их намеке на роман, но Антуан стоит перед ней и вот-вот ее поцелует. Аделаида засыпает с мыслями о ком-то, держа на расстоянии грусть и пустоту. Она говорит себе: я на пороге новой истории. Едва коснувшись начала, она снова чувствует себя живой.

Она получит ответ только на следующей неделе. Антуан напишет: «Жалеть о чем-то – что за бред, жить прошлым тупо». Аделаида обидится. Не столько из-за самого ответа, сколько потому, что на самом деле сожаления, в общем-то, не по ее части. Она была неискренней, и совершенно зря. Если бы она была искренней, она бы написала ему: «Приходи спасти меня от одиночества». Но это бы тоже не сработало.

Что ей особенно нравилось в Антуане – это то, что у него нет детей. Все они хотели размножаться, и большинству к настоящему моменту это удалось. У Аделаиды мало фобий: только слюни, рвота и зародыши в животе. От вида беременной женщины ей всегда становилось не по себе. Она с трудом сдерживается, чтобы не упасть в обморок. Это очень мешает жить в социуме, а в ее узком кругу и вовсе было мучением. Острая токофобия. Она полгода вообще не виделась с Жюдит, когда та была беременна, она даже специально с ней поссорилась. Для окружающих ее сложности непонятны и неприемлемы. Она потеет, когда ей говорят об УЗИ, борется с рвотными позывами, когда кричат «он шевелится», ловит панические атаки при слове «пуповина», рассказы о родах она бы просто не пережила. И она ненавидит детей, страшно ненавидит, ей неинтересно играть в мачеху. Не говоря уже о том, чтобы с кем-то что-то делить – делить внимание, заботу и любовь. У Элиаса была дочь старше двадцати пяти лет, совершенно самостоятельная, он очень редко ее видел; Аделаида к ней ревновала.

Аделаида исключительная, ей нужна пара, а не семья. Она отвергает слово «семья», она, как и Клотильда, считает, что семья – это ячейка первичного отчуждения. Аделаида хочет быть собой, Аделаида хочет быть свободной и одновременно – быть единственным центром притяжения для мужчины, способного в нее влюбиться. Эта потребность – вопрос жизни и смерти, ей было невыносимо смотреть, как Элиас обнимает дочь. Как, впрочем, и наблюдать за собственными страданиями, осознавая, что она, и только она является их причиной.

Аделаида не спит, она обращается с молитвой к богиням-покровительницам. Она чувствует, что что-то не так, как только очередь доходит до Афродиты. Прилив жара, ранняя менопауза. Аделаида паникует. Ее тело изменилось, месячных больше нет, и ее это радовало, но сегодня вечером что-то не так, Афродита молчит, ее нет, Аделаида это знает. Октябрь продолжится, куцый в ее отсутствие. Осень продолжит упорно вытравливать ей круги под глазами.

Власть и слава[15]

В переговорной «Рюбампре» Матье Куртель проводит совещание с редакторами и сотрудниками пиар-службы. Его ладонь дергано и нервно бьется об стол, он только что был на встрече с акционерами, где его прессовали. Нужны результаты, объемы продаж, премии, Гонкуры. Гонкуровская премия: 300 тысяч продаж, 1 миллион дохода. Матье Куртель горячится, голос срывается. Али Гошам и Поль Севрен отвечают за Жан-Пьера Турвеля и Марка Бернардье, оба до сих пор в списке. Они очень стараются и набрали по четыре килограмма. Они говорят: «У нас есть шанс». И тут же добавляют: «При условии, что в ближайшие недели мы будем на виду». Все взгляды обращаются на пиар-менеджеров, от которых зависит судьба авторов, на Аделаиду и Гадюку-с-рылом. Аделаида излагает свою программу: крупные интервью, длинные передачи, а через три дня запись «Маленькой библиотеки», единственной литературной телепрограммы. «Маленькая библиотека» считается Святым Граалем, поэтому Аделаида удостаивается похвалы. Наступает черед Анн-Мари Бертильон, Жан-Пьеру Турвелю тоже обеспечено медийное присутствие, а главное – он тоже выступит в «Маленькой библиотеке» вместе с Бернардье. Один из участников отказался, и она воспользовалась этой возможностью. Гадюка-с-рылом получает всеобщее одобрение. В живот Аделаиды вонзается тонкое лезвие.