Сердце Анубиса

Имение по ветру, до утра, до света,Нету у них памяти, какой с них спрос!

Рыжие да ражие – горит планетаС заливным сиянием у корней волос!

– Какие нехорошие рыжие, – с бесконечной иронией произнесла Лиса. – А прохожий – это кто?

– Прохожий – это…

Но тут раздался стук в дверь. И вошла Ирка. С бутылкой.

– Не помешаю?

– Нет, Ир, нет, – я кинулся за стулом. – Садись. Ешь, пей, гуляй. Лиса, где у нас рюмки?..

У Ирки – очень чистое лицо. Идеальная кожа. У Лисы, например, то там, то сям вечно вылезают веснушки. Она с ними борется. Когда веснушка исчезает, она испытывает состояние, близкое к оргазму. Я ей говорю – зачем, ты же ж солнышко, у тебя должны быть веснушки. Она говорит – иди в жопу, ты ничего не понимаешь. Как-то я ей говорю, есть такое древнее средство, еще египетские женщины использовали. Буквально, говорю, светлеет женская кожа на глазах. Ну и что это за средство, спросила Лиса. Маска, говорю, из мужской спермы. Ночью она меня будит. Слушай, говорит, а как? Что, говорю, как? Маску наносить? Объяснил. Он посмеялась, сказала – я подумаю. И уснула… Смешная Лиса. Веснушки у нее – как звездочки. Ну чего их трогать?

Ирка держится. Нормально держится. Светка и ее домой приглашала. Но не помнит ничего Васька. Вес набрал, пить, конечно не пьет. Забыл, видать, как это делается. Я у него был несколько раз. И заметил я в последний свой к нему приход, что не смирился его организм с этим. С амнезией этой сраной. Сидит Вася посреди комнаты в позе полулотоса и старые фотографии разбирает. На две кучки. Это вот помню. Это вот не помню. Но есть еще третья кучка, небольшая пока. И привиделся мне смысл…

Ирка пьет по-человечески. Не то, чтобы любит это дело, но без равнодушия и с настроением. Доза, правда, невелика, но вполне запоминается. И уходят с ее личика через 15 минут на некоторое время думы думные. И остается смех – спасение наше. Юмор – дар богов. Собаки это узнали раньше людей.

– …Был у нас в институте студент по кличке Батон. Небольшого роста, но шустрый!.. У него вся жизнь – сплошной анекдот. И вот как-то он женится, все путем, свадьба, трали-вали, и все такое. Приходит как-то в понедельник с огромным синяком. Да синяк-то какой-то уж больно неприличный. Это что – спрашиваю. Светка, говорит. Жену, то есть его Светкой зовут. Молодые, горячие. Понятно все. Но оказалось – не история, а малина. Рано утром в понедельник уезжают они на электричке из своей деревни учиться. Она – в мед. Он – в сельхоз. А жили они вместе с его родителями. Полдома им отделили. И вот утром к двери Батон подбегает – стоит его Светка и натягивает сапог. Грациозно так стоит. Попку оттопырила. Ножку вытянула. И захотелось Батону исполнить свой супружеский долг немедленно. Ну, то есть прям сейчас. 5-6 минут у них еще в запасе было. Но на кровать – это уже не успеешь. И Батон ласково так задирает у ней все что надо и все что надо приспускает. Светка – не против. Не чужой, как никак. Муж, все таки. И горячий, как жеребец. И стоит она с сапогом в руке, наклонившись вперед и постанывает. А тут его папа. Он – заядлый охотник. Промок на зорьке, уток доставая. В ноль промок. Сапоги чуть в болоте не потерял. И решил вернуться. Сапоги на штакетник повесил, чтобы вода стекала, куртку там, свитер – все развесил. А ружье в руках несет, поскольку вещь ценная. Зауэр. Три кольца. А раз он без сапог – то его не слышно. И открывается, значит, дверь настежь. И видит папа родный картину – не приведи господь. И глаза Светкины бездонные видит. И недоумение на лице сыночка бестолкового. И роняет папа ружье. И закрывает тут же дверь обратно, чтобы не мешать великому акту любви. Что он еще мог сделать? Разгибается Светка. Берет сапог поудобнее. И бьет Батона с оттягом что есть силы по самой что ни на есть морде каблуком. Вот ведь любовь что делает…

Ирка смеется. И Лиса тоже. Лопают шоколад безостановочно и вижу я – хорошо им. Пусть так и будет.