Хаджар нехотя открыл глаза. Хотя почему нехотя, если сон, откровенно говоря, оставил неприятный осадок. Ведь ему снилось… ему снилось…
Что ему снилось?
Почему-то возникало ощущение, что это не первый раз, когда он не помнил…
— Я долго спал? — спросил Хаджар.
Данубет сидела около его (
—
[
Хаджар даже не стал удивляться. Древняя фейри вязала шарф из шерсти, которую нейросеть не могла проанализировать ни в каком формате и, при этом, эта фейри являлась его, без малого, далекой праматерью.
И так, кто у него там был в роду? Драконы, черный генерал, его стражники, теперь фейри.
— Интересно, а утки у меня есть в роду. Ну, какие-нибудь бессмертные утки…
— Единственная утка, достигшая уровня Бессмертного, — неожиданно произнесла Данубет. — переродилась водяным фениксом, когда поднялась на Седьмое Небо, став богом.
Хаджар не сразу понял, что произнес это вслух.
— Ничего удивительного, Хаджар, — продолжала Данубет. — Безымянный Мир огромен и существует с тех самых пор, когда зажглась самая первая звезда. Ибо Ирмарил, с древнего наречия, и переводится, как Перворожденный.
Ирмарил — так называлось солнце, которое освещало этот мир. Правда сейчас так его уже никто не называл. Лишь
— Истинные боги, увидев одиночество Ирмарила, отняли у него один луч и из этого луча создали Миристаль, нареченную Ирмарила. Но, увы, звезда оказалась своенравной. Ей было не по нраву, что её
— Но ведь ты сказала, что Миристаль бегала от Ирмарила…
Данубет улыбнулась. Той улыбкой, на которую способны лишь настоящие женщины. Мудрые. Знающие. Не девочки или девушки, а именно
— Были времени, Хаджар — я их не помню. Меня тогда не существовало. Но я слышала о них. О первых эпохах. Когда ночью, над Безымянным Миром, светила лишь одна звезда. И не было ни гор, ни рек, ни озер, ни лесов. Лишь бескрайние просторы, покрытые морями благоухающих трав.
Хаджар вспомнил песню, которую ему в детстве пела мать. Шесть Мгновений до Жизни. О том, как древние,
И сейчас Данубет напевала мотив этой баллады.
— Их было семь, — глухим, деревянным стуком её спицы приветствовали друг друга, сплетая одну петлю за другой. — Седьмая, богиня Дану, отдала себя, чтобы создать нас — народ Фае. И не удивляйся так, Хаджар. В Безымянном Мире можно встретить тех, кто ведет свой род непосредственно от первых драконов или Небесных Гигантов.
— Небесных Гигантов?
— Это раса, которая не пережила Первой Войны за Небо. Когда был построен Яшмовый Дворец и выкована корона Императора Безымянного Мира.
— Построен и выкована… кем?
Улыбка Данубет слегка померкла.
— Ты видел его, — прошептала она. — я чувствую дыхание его горна на твоем теле.
— Хафотис… — Хаджар вспомнил имя кузнеца, в подмастерьях которого на год и один день, по меркам фейри, остался жить Имир Карейн.
— То, чем когда-то был тот, кто теперь зовется Хафотис, — поправила Данубет. — мы, Фейри, тесно связаны с элементами мироздания. Мы были созданы
Сказать, что Хаджар ничего не понял из услышанного — не сказать ничего.
— И пока память о нас жива, мы будем рядом. Среди холмов, рек и озер. И наши Королевы будет поддерживать равновесие этого мира. Таков был уклад Дану.
— Спасибо за экскурс в историю, Данубет, — без тени иронии или сарказма, поблагодарил Хаджар.
Тум-там-ту-тум, стучали спицы и длинный шарф спускался все ниже и ниже на деревянный настил.
— Из десяти людей, которых ты встретишь, десять будут иметь в предках кого-то, кто не имеет отношения к людской крови, — древняя фейри не обратила внимания на благодарность. — но лишь один на несколько миллионов может пробудить память крови. Ты смог это сделать лишь потому, что в тебе теперь бьется сердце дракона. Лишь поэтому на твоей груди герб Белого Дракона. Но ты не помнишь своего родства ни с фейри, ни с его надзирателями, ни с племенем богини Дану. Эта кровь мертва в тебе. И те искры, что еще тлеют, позволяют тебе понимать наш язык, ведь я сейчас говорю с тобой на Фае.