Сердце яростное и разбитое

– Или, может быть, я могу составить тебе компанию? – спрашивает он.

Я киваю, потому что не доверяю своему голосу. Я не опускаюсь обратно в кресло. Мне кажется, что стоять в данной ситуации более безопасно, чем сидеть. Со стороны гор прилетает порыв холодного ветра, который проникает под мантию и заставляет меня дрожать от холода, я вспомнаю об Айзеке, которого заперли в темнице.

Грей расстегивает свой камзол и снимает его, после чего протягивает мне.

Я моргаю в недоумении.

– Зачем это?

– Кажется, ты замерзла. Здесь так не заведено, чтобы мужчина предлагал даме свою куртку или камзол?

Я хмурюсь и расправляю плечи.

– Подобное поведение считается невежливым, потому что делает акцент на чужой слабости.

– Каким образом ощущение холода можно приравнять к проявлению слабости?

Я снова чувствую дуновение ветра на своей шее. Я не знаю, что мне делать. Если я надену его одежду на себя, то это будет чем-то очень интимным, чем-то, чего я делать явно не должна.

Я делаю вдох, отчаянно желая принять камзол Грея.

Он ждет, взвешивая мое молчание, после чего берет свой камзол двумя руками и расправляет его.

– Позволишь?

Я сглатываю, после чего киваю, а потом закрываю глаза, когда Грей накидывает мне на плечи свой камзол. Кожа и шелк все еще хранят тепло его тела. Я чувствую тяжесть нового предмета одежды на своей спине.

– Спасибо, – говорю я.

Пальцы Грея легко, словно перышко, касаются моего подбородка, приподнимая мое лицо вверх. Я делаю резкий вдох и распахиваю глаза.

– Ты вовсе не слабая, Лия Мара.

Я слегка улыбаюсь.

– Я едва не умерла, пока мы тащили того оленя.

– Я сейчас говорю не об олене, – Грей переводит дыхание. – Я говорю о том моменте в Глухой Лощине, когда ты должна была бежать в безопасное место, но вместо этого начала помогать раненым. Я говорю о том моменте, когда ты предложила мне политическое убежище, хотя могла бы во весь опор скакать домой и до рассвета преодолеть расстояние во многие километры. Я говорю о всем том, что ты делала, пока мы шли сюда, – Грей понижает голос, и его тон становится мягче. – Я говорю о том моменте, когда Айзек разодрал мне предплечье, и ты держала меня за руку.

Грей так неподвижен, что мне кажется, будто он всего лишь тень, всего лишь плод моего воображения. Если бы я не чувствовала тепло и тяжесть его камзола на плечах и не видела неяркий блеск его глаз, я бы не поверила, что все это происходит на самом деле. Я остро ощущаю не только свое, но и его дыхание.

Со стороны двери доносятся звуки музыки и разрывают наш кокон тишины.

– Ты снова пьян? – шепотом спрашиваю я.

Он смеется, и это такая большая редкость, что мое сердце пропускает удар.

– Очень даже трезв, уверяю тебя.

Я сглатываю.

– Тебе лучше быть там, – говорю я. – Тебе лучше быть с Ноллой Верин.

Он не двигается с места.

– Почему ты сбежала с приема?

– Я не сбежала. В моем присутствии просто нет необходимости.

Грей сводит брови.

– С тех самых пор, как мы оказались здесь, ты все время избегаешь меня. Я не понимаю почему.

– Моя сестра.

– Это вовсе не касается твоей сестры, – резко обрывает меня Грей.

– Еще как касается, – настаиваю я. – Ты разве не понимаешь? Она теперь официально наследница престола. Любимая дочь. Ты спрашиваешь, почему я сбежала так, как будто мне вообще есть там место. Мои цели идут вразрез с их целями. Что я могу им дать, когда я такая бесполезная? – я развожу руками в стороны и поворачиваюсь, показывая на широкое пустое пространство вокруг нас. – Я одна на этой веранде, потому что у меня ничего нет. Ничего! У меня нет ни трона, ни короны, ни страны, ни.

Я беззвучно ахаю, когда Грей хватает меня за талию, заставляя замереть на месте. Я чувствую на себе его сильные уверенные руки. Голос Грея звучит очень низко, когда он говорит:

– Никогда не смей называть себя бесполезной.

Я дышу так тяжело, что, возможно, сейчас расплачусь, или рассмеюсь, или распадусь на миллион частичек, которые улетят прочь с очередным порывом ветра.

– Знаешь, – тихо говорит Грей, – когда тот солдат прижимал нож к твоему горлу, я бы запросто мог снести ему голову.

Его бессердечные, практичные слова противоречат мягкости его голоса. Холодная тьма, блестящая в его глазах, намекает на то, во что Грей может превратиться при необходимости. Меня пронизывает дрожь.

– В этом не было необходимости.

– Тебе не надо было, чтобы я тебя спасал, – говорит он. – И твои слова остановили мою руку.

– Мои слова?

– Ты сказала, что не каждая проблема должна решаться при помощи меча. Я размышлял над этими словами очень долго, – поясняет Грей, – потому что ты заставила меня осознать, что я больше не оружие в чужих руках.

Мою грудь сдавливают эмоции, но близость Грея и его тепло помогают мне дышать.

– Ты не оружие, Грей.

– Я могу им быть, – он поднимает к моему лицу руку, которая прежде лежала у меня на талии, и убирает локон волос от моей щеки. – Но ты намного опаснее меня.

Я едва могу думать, пока его пальцы соскальзывают вниз, очерчивая линию моего лица.

– Ах да, ведь самый опасный человек на светском ужине – это девушка, которая сидит в одиночестве с книжкой.

Грей не улыбается.