Сердце королевы

И не то чтобы она противилась этим мерам или хотела взять назад свое одобрение, когда все утрясалось и становилось ясно, что именно она одобрила. Проблема была лишь в том, что она не знала своей позиции. Ей требовалось больше времени, чем им, она не всегда могла перепрыгивать с дела на дело столь быстро. И ей досадно было оглядываться назад и сознавать, что она позволила подтолкнуть себя к какому-то решению.

– Так и нужно, ваше величество, – говорили ей, – это сознательная политика продвинутого мышления. Вы правильно делаете, что поощряете ее.

– Но…

– Ваше величество, – мягко убеждал Тиэль, – мы пытаемся снять с людей чары Лека и помочь им жить дальше, понимаете? Иначе они утонут в печальных воспоминаниях. Вы говорили об этом со своим дядей?

Да, говорила. После смерти Лека дядя Биттерблу пересек полмира ради племянницы. Король Рор разработал для Монси новые законы, сформировал министерства и суды, назначил высших чиновников, а потом передал королевство в руки десятилетней Биттерблу. Он проследил за сожжением тела Лека и оплакал убитую сестру, мать Биттерблу. Рор создал в Монси порядок из хаоса. «Лек по-прежнему таится в умах очень многих, – сказал он. – Его Дар – затяжной недуг, кошмар, который ты должна помочь людям забыть».

Но разве это возможно – забыть такое? Как забыть собственного отца? Как забыть, что он убил ее мать? Как забыть надругательство над своим разумом?

Биттерблу положила перо и опасливо подошла к окну, выходящему на восток. Оперлась рукой о раму и постояла с закрытыми глазами, прильнув виском к стеклу, пока ощущение падения не отступило. У основания башни текла, очерчивая северную границу города, река Делл. Биттерблу открыла глаза и скользнула взглядом вдоль южного берега реки на восток, мимо трех мостов, мимо тех мест, где, по ее прикидкам, должны были стоять рыбацкие и торговые доки. А еще – доки, через которые в город поступали серебро и лес.

– Арбузные грядки, – вздохнула она.

Конечно, ничего подобного в столь поздний час и в такой дали разглядеть невозможно.

Река Делл там, где ее воды омывали северную стену замка, разливалась плавно и широко, словно в бухте. Болотистую местность на дальнем берегу никто не возделывал, да и не посещал никто, кроме жителей крайнего севера Монси. Но все же, по необъяснимой причине, ее отец построил три моста, высоких и роскошных сверх всякой меры. Крылатый мост, самый ближний, был выложен белым и голубым мрамором, похожим на облака. На Чудовищном мосту, высочайшем из трех, устроили мостки, поднятые на уровень самой высокой арки. Зимний мост, сделанный из зеркал, днем сливался с небом, а по ночам мерцал отблесками звезд, воды и городских огней. Теперь, на закате, мосты отливали пурпуром и багрянцем, напоминая причудливых зверей. Словно огромные изящные создания протянули спины над сверкающими водами на север, к бесплодной земле.

Вновь подкралось ощущение падения. Отец однажды рассказал ей сказку о другом мерцающем городе, там тоже были мосты и река – стремительная река, волны которой сбегали со скалы, низвергались с небес водопадом и вливались в море далеко внизу. Биттерблу рассмеялась от восторга, услышав об этой летучей реке. Ей было пять или шесть. Она сидела у него на коленях.

«Лек, который мучил животных. Лек, из-за которого бесследно исчезали маленькие девочки и еще сотни людей. Лек – помешанный, который гнался за мной по всему миру.

Почему меня тянет к этим окнам, хоть я и знаю, что перед глазами все завертится и я не смогу ничего разглядеть? Что я пытаюсь увидеть?»

Вечером Биттерблу вышла в переднюю своих покоев, свернула направо в гостиную, где и нашла Хильду – она вязала, сидя на диване. Служанка Лиса мыла окна.

Хильда – домоправительница, камеристка и глава шпионской сети Биттерблу – достала из кармана два письма и передала ей.

– Держите, милая. Я позвоню, чтобы подавали ужин, – сказала она, тяжело поднялась и, пригладив белые волосы, вышла из комнаты.

– Ах! – Биттерблу залилась румянцем от удовольствия. – Целых два!

Она вскрыла простые печати и заглянула внутрь. Оба были зашифрованы, и оба почерка она узнала мгновенно: небрежные каракули принадлежали леди Катсе из Миддландов, а аккуратные, четкие линии – лионидскому принцу По, младшему брату Ская и второму неженатому сыну Рора. Любой из братьев стал бы ей ужасным мужем – воистину до смешного ужасным.

Биттерблу уютно устроилась в уголке дивана и сначала прочитала второе письмо. Принц По потерял зрение восемь лет назад. Слов на бумаге он не видел, ибо, хотя Дар и помогал ощущать мир, что во многом компенсировало слепоту, замечать различия на плоских поверхностях ему было тяжело – а различать цвета не получалось вовсе. По писал большими буквами, используя заостренный кусочек графита, потому что с графитом было легче управиться, чем с чернилами, и помогал себе линейкой, ведь он не видел написанного. Еще у него был небольшой дорожный набор деревянных буковок, с которыми он сверялся, чтобы их очертания не стерлись из памяти.