Сердце на палитре. Художник Зураб Церетели

Усадьбой по адресу Б. Грузинская, 17, владел до 1917 года потомственный почетный гражданин Василий Александрович Горбунов. Он жил на широкую ногу, с автомобилем и телефоном. В справочно-адресной книге за 1917 год этого Горбунова представляют деятелем Российского Взаимного Страхования Союза, членом попечительского Совета Комиссариатского технического училища, членом Российского фотографического общества и Российского общества спасания на водах, наконец, директором товарищества "бр. Горбуновых". Оно, по всей вероятности, приносило доход, обеспечивающий столь широкий круг интересов, исчезнувших после прихода к власти товарищей-большевиков.

Усадьбу с главным домом и дворовыми постройками много лет занимало посольство Западной Германии, перебравшееся отсюда в новое здание.

Церетели давно просил у правительства большую мастерскую. Чиновники долго не решались передать частному лицу усадьбу. Такого прецедента в истории советской Москвы не было. В новой России — появился. Проблему решил Ельцин.

— Он у нас такой один, — сказал Борис Николаевич, — хорошо помнивший, в каком большом доме принимал его в Тбилиси радушный Зураб Константинович…

По этому поводу, отвечая на часто задаваемый вопрос относительно московского домовладения, его новый хозяин отвечает:

— Дом мне подарило правительство России, а я отдал Российскому посольству в Грузии свой дом в Тбилиси, приватизированный после независимости, там 4700 квадратных метров. В нем исторически было Российское посольство, там еще Киров работал. Так что вышло все справедливо. Хотя то не было обдуманной сделкой. А так и я сделал дар, и мне подарили.

В июле 2002 году российские дипломаты пригласили Церетели для консультации в стены построенного нового посольства России в Тбилиси. Здание расположилось на окраине города, по дороге в Багеби. Зураб предложил в парадном зале повесить три картины, виды трех городов — Москвы, Санкт-Петербурга и Тбилиси. А также герб России. Поскольку он записал размеры будущих картин и герба, то, я думаю, что сам и создаст. Какое это будет по счету посольство, которое украсит?

…Заканчиваю первую часть книги, хочу сказать под занавес. В особняк с мезонином на Большой Грузинской, 17, я постучался в холодный снежный день в конце 1993 года…

Конец шестой главы

МАСТЕРСКАЯ НА ПРЕСНЕ.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, где рассказывается о первой встрече автора с художником, совпавшей с запуском двух больших и трудных проектов «Колумба» для США и "Парка чудес" для Москвы.

В дом Церетели я пришел, чтобы взять интервью. Он принял меня вечером, сидя за столом в теплой компании, которая к моему приходу успела основательно выпить и закусить. Опешив от такого приема, я на минуту замер на пороге и таким образом оказался в полный рост в раме двери. У меня промелькнула мысль, что никакой беседы при таких обстоятельствах не получится. (А у Церетели, как он потом сказал, возникла мысль написать мой портрет.)

— Донателлло! — вместо приветствия воскликнул Зураб, разглядывая гостя в дверном проеме, где я напомнил ему изваяние конквистадора знаменитого итальянского мастера. До той минуты мне в голову не приходило, что имею некое сходство с образом Донато ди Николо ди Бетто Барди, выставленным в Итальянском дворике Музея изобразительных искусств. После такого комплимента с места в карьер хозяин предложил компании выпить за здоровье гостя.

Он сидел в блузе оливкового цвета во главе уставленного бутылками стола, где произносили, не уставая, тосты в честь всех наличествующих гостей, за Грузию, Россию, жен, родителей и детей, как положено за грузинским столом. С бокалом в руке художник напоминал Рембрандта, каким тот сам себя изобразил на автопортрете с Саскией. По всему было видно: ему не грозили беды, обрушившиеся на склоне лет на голову голландца, объявленного несостоятельным должником.

Так впервые попал я за легендарный стол, уставленный всеми дарами земли. После застолья я прошел по комнатам подвала, преобразованного в музей, и по залам особняка, неожиданно для себя попав в мир тысячи образов. Реальных, хорошо известных современников и людей, некогда живших на земле. Героев литературных, ветхозаветных и евангельских, фольклорных. Образов природы, цветов и деревьев. Образов архитекторы, старинных городов и замков. Образов условных, прихотливо-искаженных, но вполне реалистичных, когда с первого взгляда видишь, что пред тобой именно Тбилиси и Москва, Грибоедов и Пушкин. Меня поразил увиденный рядом с ними Шолохов, потому что то был не только еще один его портрет, но и образ, занимавший меня, после того мне в руки попала считавшаяся погибшей рукопись "Тихого Дона".