Сердце ночи

Тут уж покраснели девчонкины уши. Да и не только уши. Вся она покрылась ровной бурачной краснотой, в которой потонули золотистые веснушки. Злата. Ей, рыжей как огонь, очень шло это имя. Вот и еще одна рыжая на их голову…

– Все хорошо, я доктор, – Дмитрий пытался то ли успокоить, то ли оправдаться. – Мы с вами вчера виделись.

– Я помню. – Она зыркнула своими зелеными глазищами сначала на Степана, затем на Дмитрия, а потом решительно убрала ладонь от лица. – Спасибо, что помогли.

Да, не быть ей больше красавицей. Эту рану не залечит никакая ворожба, останется шрам на всю жизнь. Длинный, от глаза до подбородка. Сейчас он еще багровый, сочится сукровицей, но скоро заживет, побелеет да только никуда не денется. Такая вот беда.

А Дмитрий шрам бедой не считал, на девочку он смотрел такими глазами, что и слепому стало бы ясно – никакого шрама он не видит. А если даже и увидит, то точно не испугается. Ох, как все не вовремя! Не о чувствах им сейчас нужно думать, а о том, чтобы переиграть Врана в его дьявольской игре.

– Ты их видела, – прервал затянувшуюся паузу Степан. – Почему ты их видела? – спросил строго и требовательно одновременно.

Ответить Злата не успела, ее опередила старуха:

– Потому и видела, что может видеть то, что другим не дано.

– Как ты?

Старуха усмехнулась.

– Ну, до меня, пограничник, ей пока еще далеко. Не по роду ей сила передалась, потому и пользоваться ею она еще не умеет.

– Какая сила? – спросила Злата и почесала кошку за ухом. – Я не понимаю, о чем вы, бабушка.

– Видишь, не понимает. – Старуха покосилась на Степана. – Как бы дел не натворила по неопытности. Откуда сама-то? Куда направлялась?

– В Сосновый, там школу по осени открыли. Я слышала, им учительница нужна.

– А ты, стало быть, учительница? Сколько тебе годков, деточка? Родители твои хоть знают, куда ты отправилась?

– Я сирота, – сказала и подбородок вздернула, а краснота, что еще совсем недавно заливала ее лицо и шею, ушла, уступая место смертельной бледности. И немудрено, столько крови девочка потеряла! Диво, что еще сидеть может.

Да вот и не смогла.

– Можно я прилягу? – спрашивала у старухи, а смотрела на Дмитрия.

– Сирота, значит. – Старуха почесала кончик носа. – Тогда, может, и родовая у нее сила, просто обучить было некому. Чего расселся? – она глянула на Дмитрия. – Помоги девочке, тулуп вон под голову подсунь. Намаялась я с ней этой ночью. Думала, не выйдет ничего.

– Я вижу, что намаялась, – Степан многозначительно посмотрел на ближний угол.