Сердце огненного острова

Да, она чувствовала себя грязной, стыдилась этого и не могла себе представить, как станет смотреть в глаза майору и, самое главное, Маргарете де Йонг.

Или Яну.

...

Бейтензорг, 2 августа, 1883 г.

Якобина, любимая,

почему ты не хочешь поведать мне о том, что случилось, и почему ты хочешь уйти от супругов де Йонг? Из твоего письма напрашивается вывод, что Винсент позволил что-то лишнее по отношению к тебе – хотя я, при всем желании, никак не могу себе этого представить. Ведь он слишком высоко тебя ценит, и к тому же знает, что мы с тобой фактически помолвлены. Может, ты просто неправильно истолковала его чуточку неотесанные манеры? Да и в последних письмах Винсента и Грит нет ничего, что могло бы меня встревожить.

Или тебя просто угнетает изолированность, в которой ты живешь уже несколько месяцев? Я подумал, может, ты приедешь ко мне на пару дней в конце августа, а я, в свою очередь, напишу Грит, как скучаю по тебе и как хочу тебя увидеть. Я убежден, что она охотно отпустит тебя на неделю, а то и дольше.

Что ты скажешь об этом?

Мои усилия отыскать твою подругу, увы, не увенчались успехом. Я лишь узнал, что во время помолвки, в начале апреля, случился большой скандал. Но в связи с чем, не знаю. Это мне месть за то, что я, как миссионер, больше общаюсь с местными жителями и китайцами, а не со своими соотечественниками… Впрочем, я скоро поеду на пару дней в Преангер, к миссионеру Албертсу. Там снова поспрашиваю о твоей подруге и, если узнаю что-то новое, то сразу напишу тебе.

Дорогая моя, что бы тебя ни удручало, я уверен – завтра или послезавтра это покажется тебе менее важным.

Я надеюсь, что ты чувствуешь, как часто я обращаюсь к тебе в своих мыслях, как мне хочется поскорее увидеть тебя и заключить в свои объятья.

Ян.

34

Обхватив руками колено и подогнув другое, Флортье лежала на широкой кровати и смотрела на Киан Джая.

Он сидел рядом с ней в позе портного; перед ним стоял широкий столик, уставленный множеством пестрых и золоченых мисочек. Держа в ладони одну мисочку, он жадно ел палочками рис с овощами и мясом, которые казались при свете свечей темно-коричневыми, почти черными; он некрасиво чавкал, а на губах блестел жир.

Как и она, он накинул на себя халат, но не стал его завязывать. Ее взгляд направился на его безволосую грудь и живот, собравшийся поперечными складками, а потом и на его член. Сейчас он вместе с двумя шариками лежал на красном шелке и казался безобидным, маленьким и мягким; головка, спрятанная в крайней плоти, еще влажно блестела; такая же влага сочилась у нее между ног и намочила шелковую простыню.

Ее руки еще болели после отчаянных попыток не потерять равновесия на мягком матрасе, когда он, обхватив ее бедра, спаривался с ней, словно с сучкой. Приуныв, она чувствовала, как он впивался пальцами в ее бедра и шлепал ладонью по заду, как вздрагивали ее груди. Но он хотя бы не делал ей слишком больно.