Сердце полуночи

Пока жрец бормотал свое заклинание Казимир рассматривал каменный алтарь перед собой. На каменную плиту было наброшено шелковое покрывало, на котором стояли деревянная миска и ритуальный нож из черненого серебра. Казимир стиснул зубы: как удачно, что кинжал этот сделан именно из серебра. Густав наконец закрыл свою книгу и положил пыльный том на подставку возле алтаря. Затем он взял обеими руками шелковое покрывало, почтительно прикоснулся к нему губами и повесил себе на шею наподобие ярма. Казимир заметил что руки старика слегка дрожат Затем, положив руку на плечо Казимира, он начал ритуал.

- Отвечай, о Казимир, явился ли ты сюда, полностью осознав свои прегрешения и выказав тем самым твердую решимость освободиться от их тяжести?

-Да.

- Ищешь ли ты милости и прощения в трех самых главных грехах самоубийстве, убийстве и богохульной гордыне?

- Я виновен лишь в убийствах... - начал было Казимир, но вспомнил свою неудачную попытку на Саут-Хиллском холме.

- Да, я виновен во всех трех грехах, мастер, - кивнул он.

- Милил простил и очистил тебя, Казимир, - продолжал Густав. - И поскольку ухо твое не отмечено видимым знаком внутреннего исцеления, прощение Милила должно быть запечатлено во плоти твоей.

Он потянулся к алтарю и, не глядя, взял в руку серебряный кинжал. Держа серебряный клинок пред Казимиром, Густав продолжал мрачным и торжественным голосом:

- Эгот нож, благословленный руками жреца Великого Милила, и есть теперь тот самый клинок, каким Милил разрезал свое ухо. Прикоснись же кончиком его к своему языку.

Казимир подчинился, и Густав продолжал:

- Сим ты подтверждаешь, что грехи твои изверглись изо рта твоего и проникли в твои уши контрапунктом к божественной песне Милила. Прежде чем ты отречешься от этих звуков, искаженных греховным диссонансом, припомни все свои богохульства, убийства и попытки самоубийства и подумай о вере, смирении и повиновении песне Милила, о бесценных чужих жизнях.

Густав шагнул к Казимиру, и рука его скользнула за ушную раковину юноши. Подняв нож высоко в воздух, жрец сказал:

- Прежде чем кинжал опустится, Казимир, припомни лица всех тех, кого ты убил. Пусть этот знак скрепит твою память!

Двумя ловкими ударами острого ножа он вырезал в ухе Казимира треугольное отверстие и подставил под струйку брызнувшей крови деревянную чашу. Окровавленный нож и кусочек плоти он возложил на алтарь, затем вынул из кармана кусок беленой холстины и приложил к ране, унимая кровотечение.

- Милил простил твои деяния, добрый Казимир. Поэтому теперь ты должен петь свою песнь так, чтобы она услаждала слух Бога...

Казимир поднял руку, чтобы удержать возле уха покрасневшую тряпку, и только теперь заметил Ториса, который подошел к нему и стоял рядом. Лицо его было бледным, и он молчал, однако на бескровных губах его играла слабая улыбка.

Густав взял с алтаря нож и деревянную миску, снял с плеч шелковое покрывало и аккуратно сложил его. Затем он повернулся к двум друзьям.

- Это только первый шаг, Казимир, - сказал он. - Ты прощен, но ты еще не исцелился. Исцеление может произойти не раньше следующего полнолуния, которое наступит через две недели. Тогда ты должен будешь снова прийти сюда для совершения обряда.

Улыбка на лице Ториса погасла, а Казимир побелел.

- Что же, до тех пор я должен воздерживаться от этих... грехов?

- Да, - ответил Густав односложно.

- Почему вы не сказали нам об этом до церемонии?

- Ты можешь надеяться на исцеление, Казимир, только если до наступления полнолуния ты останешься верен песне Милила. Ты не должен богохульствовать, не должен пытаться покончить с собой... И ты не должен убивать, - жрец посмотрел на юношу холодным оценивающим взглядом. - Именно поэтому я ничего тебе не сказал.

Глубоко вздохнув, Казимир ответил старому жрецу так:

- Несмотря на то что ты не очень-то веришь в меня, добрый Густав, я останусь чист перед Милилом и дождусь полнолуния!

С этими словами Казимир сердито развернулся и вместе с Торисом вышел из алтаря.

- Эта рана на ухе делает тебя одним из детей Милила! - крикнул им вслед старик, увидев что Казимир и его приятель достигли полутемной часовни.

- Если Милил не спасет меня, я прокляну его! - прорычал не оборачиваясь Казимир.

- Избегай греха, и Милил спасет тебя!

Если тебе это не удастся, то проклинай себя, а не его!

Его слова эхом разнеслись в чернильной пустоте, в которой растворились Торис и Казимир. Густав усталой походкой отошел от алтаря и рухнул на первую же скамейку. Закрыв глаза и проведя рукой по спутанным седым волосам, он тихонько запел старинный гимн.

О Бог Милил! Внемли! Поют созданья тьмы

Средь мертвых жить они обречены

Не зная отдыха, бредут тропой беды,

То дети страха, боли, тленья темноты,

Они поют и днем и ночью, их надежда - Ты!

Сердца черней полночной темноты,

В крови и грязи дети мрака рождены

К могиле приведут дороги повороты,

На муки души их обречены

Они поют тебе, Милил, и ты внемли

Мольбам их, что слышны из-под земли

Надежды слабой их не обмани,

Их души обогрей - спаси и сохрани'

ГЛАВА 11