«Законченный нарк, – констатировал про себя Соловьев. – Сленг так и прет: сняться – значит убрать ломку противоположным по действию наркотиком, пластилином обычно они гашиш зовут…» Однако Соловьев, помимо галопиридола, которым он действительно баловался на дежурствах – в этом Стеклов оказался прав, – страдал в то время еще и пьянством. На это нужны были деньги, а взять их особо было неоткуда. И он, поговорив с парнем еще некоторое время, решился. Вроде бы никакой подставы в действиях Стеклова не было, вроде бы действительно законченный наркоман. Вряд ли кто-нибудь будет подсылать к нему человека, чтобы проверить, как соблюдается режим хранения наркотических веществ в поликлинике.
С этой небольшой сделки и началось знакомство Соловьева и Стеклова. Спустя некоторое время они уже были не то что друзьями, но приятелями точно – встречались, иногда вместе кайфовали под «галиком» или просто выпивали. Стеклов умудрялся сочетать и наркотики, и пьянство, как, собственно, и его старший товарищ. Юрий рассказывал много интересного про неформальскую жизнь, про рокерские тусовки, про свои амурные похождения. Как-то раз он привел Соловьеву одну из своих подружек-наркоманок, и они вместе развлекались с ней, чередуя наркотики, водку и секс. История же, касающаяся непосредственно убийства Виталия Соловьева, началась с того момента, когда Юрий спросил, оглядев непрезентабельное жилище приятеля:
– Слышь, Серега, а ты чего здесь живешь?
– Да вот так получилось, – ответил тот. – У меня нормальная хата была…
И поведал об истории своей семьи, о матери и младшем брате, живущих в Чехии, о среднем брате, который знать его, Сергея, не хочет и живет в однокомнатной квартире, доставшейся ему после размена общей родительской.
– Так брательник твой чего, типа делиться не хочет, что ли? – усмехаясь, спросил Юрий.
– Почему не хочет? – возразил Соловьев. – Он уже поделился.
– Это мало… – уверенно заявил Стеклов. – Мало он поделился. Я тебе говорю – мало…
И хитрыми глазищами пробуравил Сергея.
– В каком смысле?
– В таком.
Несмотря на то что Стеклов был моложе Сергея, в их отношениях именно он взял на себя бремя лидерства, поскольку характеру Соловьева-старшего недоставало жесткости, а Юрий был наглым и уверенным в себе типом.
– Короче, нужно его это… – предложил Стеклов, проведя по горлу.
– Ч-чего? – до Сергея стал наконец доходить смысл слов Стеклова, и он даже приподнялся со стула от возмущения.
– Да ты погоди, погоди, – остановил его взмахом руки Стеклов. – Ты подумай, он бобылем живет, как ты сам мне говорил, – кому хата-то достанется?
– Ну как кому? – растерялся Соловьев. – Мне и брату Алексею, нам обоим.
Стеклов покачал головой и, улыбаясь, продолжил:
– Да на фига она ему, эта квартира, он же в Чехии живет!
Соловьев промолчал, а Юрий выдвинул следующий аргумент:
– Твоя хата будет, понял?
– Ну, может, и моя, – безвольно согласился Сергей.
– А этот твой брательник вообще, что ли, знать тебя не хочет?
Соловьев мрачно посмотрел в пол. Потом, налив себе водки, выпил и с обидой проговорил:
– Я уж не знаю, чем перед ним провинился. В детстве всегда его проделки перед мамой покрывал. А он вырос… в общем, ему бы в армию, ать-два.
– Не уважает он тебя, – усердно подливал масло в огонь Стеклов. – Так что его жалеть?
Соловьев, несмотря на то что был пьян, вдруг заартачился и твердо, почти трезвым голосом сказал:
– Ну и что, я с ножом, что ли, теперь на него должен идти?
Стеклов подумал немного, потом пожал плечами и миролюбиво сказал:
– Не хочешь – не иди. Я чего, заставляю тебя, что ли? Я хочу просто, чтобы ты в нормальной хате жил…
С того разговора прошло некоторое время. Стеклов больше не поднимал эту тему, но, безусловно, не забыл о возможности, которая, с его точки зрения, открывалась перед Сергеем, чтобы улучшить свою жизнь. Естественно, спрашивал он это не из чувства альтруизма, он видел – если взять дело в свои руки, то потом от безвольного Сергея можно потребовать неплохой куш. Вернулись они к разговору о брате только весной. Сергей объявил Юрию невзначай о том, что брат собирается жениться, а квартиру отдать сыну своей будущей жены.
– Да ты чо, Серега! По-моему, пора…
Сергей взглянул на него хмуро и мрачно, как будто снова упрекал его за недостойные мысли, но ничего не сказал. У него наступили совсем тяжелые времена – лечение от алкоголизма вроде бы дало свои результаты, но время кодирования было на исходе, и желание вернуться к старому давало о себе знать. Материальное положение тоже хуже некуда – из поликлиники он уволился, а в голову все чаще лезли мысли о прошлом, о том, каким он был классным врачом, как его уважали и проблем с деньгами не возникало.
– Ты чего теряешься? А потом поздно будет, ты чо! – насел на приятеля Стеклов.
Соловьев, помолчав, предложил выпить. И уже основательно пьяный, он признался Стеклову, что да, наверное, он не против того, чтобы Виталий куда-нибудь делся. Только сам он не хочет иметь к тому никакого отношения.