— О чем же вы беседуете?
Он посмотрел ей в глаза.
— Об убийствах.
— Вы немногословны.
— Каков вопрос, таков ответ.
В квартире этажом выше с топотом бегал ребенок. Шеридана, похоже, это не беспокоило.
— Ладно, — задумчиво произнесла Сьюзен. — Пожалуй, надо понять, чем вы отличались от всех остальных. Во-первых, она пытала вас иначе, верно? Дальше — всех остальных она убила через несколько дней, верно? А вам сохранила жизнь. Значит, вы были особенный. С самого начала. Для нее.
— Я был ведущим следователем по ее делу. Другие члены оперативной группы приходили и уходили, а я оставался. Если не считать убитых ею сообщников, никого из своих жертв, насколько нам известно, она прежде не знала. Я же с ней был знаком. Между нами существовали отношения.
Сьюзен подчеркнула слово «отношения» в своем блокноте.
— Однако она специально втерлась в расследование, чтобы добраться до вас. То есть, я хочу сказать, что, охотясь за вами, она специально приехала в Портленд и позвонила по телефону оперативной группы, верно?
Арчи убрал руки с подлокотников, сложил на коленях, сцепил пальцы, опять разжал. Тяжелые немигающие глаза остановились на обложке «Последней жертвы». На лице Греттен Лоуэлл. Сьюзен проследила за его взглядом и снова посмотрела на Шеридана. Казалось, стоило ему увидеть Греттен Лоуэлл, он уже не мог оторваться.
— Психопаты довольно часто стараются держаться поближе к расследованию. Им нравится быть одновременно и зрителями, и участниками драмы, оставаясь незамеченными. Это придает им ощущение собственного превосходства.
Сьюзен, облокотившись на колени, подалась вперед, в сторону Арчи. Пожалуй, ей не привыкать первой делать шаг навстречу, знакомясь с новым мужчиной.
— Но для Греттен было слишком опасно пытаться сблизиться с вами, — заметила журналистка негромким доверительным голосом. — И потом, она все же не убила вас. — Арчи продолжал смотреть на книгу. Сьюзен вдруг захотелось с размаху сбросить ее на пол. Просто чтобы понаблюдать за его реакцией. — Мне это кажется странным. Не такой у нее характер.
— Прошу прощения. — Шеридан вдруг резко поднялся и прошел на кухню. Сьюзен неловко повернулась на диване, наблюдая за ним. Она не видела его лица. Арчи стоял к ней спиной, уперев руки в бедра и разглядывая безрадостно-белый ряд кухонных тумб с термостойким пластиковым покрытием. Он перевел дух: — Сделайте одолжение, спрячьте эту книгу.
Его тревожила книга! Но что именно — портрет Греттен Лоуэлл на обложке, эдакая блондинка с этикетки шампуня 1936 года, или само содержание?
— Извините меня! — воскликнула Сьюзен в спину Шеридану и запихала книжку в сумку. Она ссутулилась, чувствуя себя круглой дурой. — Я просто хотела использовать ее вроде декорации. Для интервью.
Арчи молча стоял. Правую руку положил на шею. Сьюзен хотелось, чтобы детектив повернулся к ней лицом и стало возможно прочитать его мысли. Надоело сидеть и с жалким видом созерцать кудрявый затылок Шеридана, поэтому девушка отвернулась и записала в блокноте: «О чем он умалчивает, когда речь заходит о Греттен Лоуэлл?» Сьюзен стала чертить авторучкой вокруг этой фразы. Вопрос одиноко повис на блокнотном листке, окруженный белым полем.
Кажется, он сказал что-то. Сьюзен в смятении обернулась. Арчи стоял возле холодильника с бутылкой пива в руке и смотрел на гостью. Он явно сказал что-то.
— Я сказал, вы считаете, что Греттен проявила милосердие по отношению ко мне.
Девушка изогнулась, чтобы лучше видеть его, подтянула на диван ноги. Края подошв ее байкерских ботинок впились в поролоновые подушки.
— В конце концов, — заметила Сьюзен, — она убила всех, кто попал в ее сети. Она убила и вас, но потом вернула. Можно даже сказать, спасла вам жизнь.
Арчи отпил пива, продолжая стоять на кухне. Сьюзен засомневалась, услышал ли он ее. Наконец Шеридан вернулся в гостиную, сел и аккуратно поставил бутылку на кофейный столик прямо перед собой. Шеридан все делал с болезненной аккуратностью. Будто боялся сломать вещи, за сохранность которых взял на себя ответственность. Посмотрел на свои большие, жилистые, сложенные на коленях руки. И только после этого обратился к Сьюзен.
— Если бы Греттен действительно пожалела меня, она позволила бы мне умереть, — произнес он будничным тоном. — Я хотел умереть и был готов к смерти. Вложи она мне в руку скальпель, воткнул бы его себе в шею и с радостью истек кровью там же, у нее в подвале. Греттен руководствовалась не благородным порывом, поддерживая во мне жизнь. Человеческие страдания доставляют ей наслаждение. Так что она просто нашла способ продлить мою агонию, а себе удовольствие. Поверьте, из всех ее пыток эта была самая безжалостная. И если бы ей пришло в голову что-нибудь еще более жестокое, она бы это обязательно сделала. Лоуэлл не знает милосердия.