А она помнила всё до мельчайших подробностей. Женщина искала спасения от настоящего среди образов прошлого, особенно тех, что напоминали о нерушимости дружбы и придавали ей сил.
Одним январским утром они вместе с отцом отправились в деревню, чтобы проводить семью Аманды, которая последней покинула ее после подписания документов об экспроприации. Элехия не пожелала ни идти с ними, ни звать кого-либо к себе, несмотря на связывавшую их многолетнюю дружбу. Она считала их предателями.
Отец и дочь подошли к дверям дома, который спустя несколько десятилетий должен был занять сын виновника их бед. Аманда ждала их в семейном «Рено-12» и следила за младшим братиком, пока родители были внутри. Хоакин бегал туда-сюда, загружая вещи в фургон. Сейчас они забирали с собой лишь личные вещи.
– Классно выглядишь! – обратилась Алира к подруге, и изо рта на холодном воздухе повалил пар. – Ты надела воскресный наряд.
Под коричневой курткой Аманды виднелось короткое лиловое платье с зеленым принтом, плиссированной юбкой и кружевами, а ее темные вьющиеся волосы были собраны в два хвостика. А свои туфельки с пряжками подружка надевала лишь по особым случаям.
– Мама хочет, чтобы мы произвели хорошее впечатление, – пояснила та, – одевались лучше других, как будто у нас каждый день праздник. Тебе бы это понравилось, Алира. К тому же мы будем жить довольно близко.
Алира ожидала, что Аманда расстроится, но та выглядела воодушевленной в ожидании предполагаемого приключения. Она кивнула, задумавшись над словами матери, когда спрашивала, что означает слово «предатель». Ей объяснили, что в отношении Алкиларе мать так прозвала всех соседей, кто разорвал узы, связывавшие их с предками. В каком смысле «разорвать узы»? – спрашивала девочка, и ей отвечали, что «в плохом», а «узы» – значит «верность, любовь и благодарность». И наконец ей стало ясно: предатель – тот, кто в плохом смысле забывает о своих предках, а это очень и очень дурной поступок. Но девочка никак не могла поверить, что такой поступок может совершить ее лучшая подруга, хотя и не разделяла ее веселье. Если бы она сама оставила дом и родную деревню навечно, она бы умерла или по меньшей мере рыдала без остановки.
– Мне так жаль, что ты уезжаешь, – призналась Алира, разглядывая свои порванные кожаные башмаки. – Даже если мы будем встречаться, мы не сможем больше играть.
– Люди говорят, что оставаться глупо, – отвечала Аманда. – Ты могла бы переубедить свою семью, и вы купили бы квартиру по соседству.
– Но я не хочу жить в квартире! Я не привыкла к тесноте.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, и просто повторяешь за родителями.
Алира всем сердцем любила подругу и не могла на нее сердиться, но эти слова задели ее за живое.
– Как и ты. – Она взглянула на собеседницу, внезапно осознав, что говорила слишком резко. – Нам нельзя ссориться в последний день.
– Конечно, глупенькая! – Аманда обняла ее. – Я буду скучать.
Родители замешкались, и подружки прошли в заднюю часть дома, где случайно подслушали обрывок разговора.
– Это единственная вещь, которую я не смог продать, – сообщил Хоаким Томасу. Там, где прежде царил порядок и бурлила жизнь, теперь остались несколько садовых инструментов, упряжь, молотилка, заботливо вычищенная и прислоненная к стене, как будто в ближайшее время ее собирались пустить в дело. – Так пусть остаются тут. Если вдруг
– Спасибо, – произнес Томас.
– И тебе. За то, что пришел проводить.
– Но мы же друзья. Ими и останемся.
– И тебе так же несладко, как и мне. Большинство соседей хотели все продать и уехать. А что еще оставалось?
– Понимаю.
Хоакин потер глаза и произнес:
– Было бы лучше, если бы и ты уехал с нами.
– У меня был выбор – и я остаюсь.
– Но если я сейчас не выговорюсь тебе, меня разорвет на части. Мы ведь знаем друг друга много лет, Томас. Жизнь здесь совсем не простая. Если бы не твоя жена… Ты не боишься одиночества?
– Тоска куда хуже. Элехия не выдержит жизни в «изгнании», а я себе этого не прощу. К тому же чем я займусь в Монгрейне? Я привык работать на земле, и я старше тебя. Я не смогу работать на заводе или в офисе, или в магазине… – Хоакин попытался перебить друга, но тот вскинул руку и продолжил: – Я слышал про «удобный рабочий день» и выходные. Возможно, ты сам скоро тем же похвастаешься, но я принял решение. Еще неизвестно, что лучше.
– А дети? О них ты подумал?
– Они не будут нуждаться. Сейчас они имеют больше, чем я мог для них пожелать. Наши доходы не снизятся. Цены на скот все еще высокие, ведь городским жителям надо что-то есть… – Томас через силу улыбнулся, делая вид, что нарочно пошутил, а не пытался скрыть страх, что может вскоре пожалеть, что не поддался на уговоры остальных. – Даст Бог, все останется по-прежнему… более-менее. Время покажет.