Она больше не могла ждать, но не совсем понимала, что будет дальше. Решится ли он? Будет ли он любить ее с той страстностью, о которой она мечтает? Не будет ли он спешить и будет ли сжимать ее в объятиях вечно? Все эти мысли напоминали о словах Тельмы, но женщина их отбросила. Они ничего не значили. Единственное, о чем хотела думать Алира, так это о том, что
«Возьми меня!»
Дамер верил в
Они целовались и целовались, потом помогли друг другу избавиться от одежды – и вновь целовались. Руки Дамера ласкали ее тело, и мысли Алиры следовали за его движениями. Трудно было перестать думать о себе, о той оболочке, что хранит ее душу. Она каждый день смотрелась в зеркало, наблюдая медленное неумолимое влияние времени. Как тяжело было принять то, что ее ждет. Ее кожа уже больше не была розовой, гладкой и совершенной, как прежде.
– Расслабься, – прошептал молодой человек.
«Если б ты только знал, – подумала Алира, – как давно меня никто не желал! Как я жажду этого!» – а вслух сказала:
– Прости.
– Не извиняйся. Как ты себя чувствуешь?
– Не могу объяснить.
– А ты попробуй.
– Страх, возраст, стыд, волнение – всё сразу.
– Я хочу узнать всё твое тело, – прошептал Дамер ей на ухо. – Если, конечно,
– Да, – отозвалась Алира, несколько удивленная.
Дамер вытащил телефон из заднего кармана, поискал что-то в памяти, подсоединил адаптер и запустил мелодию. Юноша присел на кровать и предложил Алире прилечь рядом. Та согласилась и потушила свет.
– Зачем? – поинтересовался Дамер.
– Мне так нравится. Не хочу, чтобы ты меня видел: слишком заметна разница в возрасте. Меня это раздражает.
– А я
Он поискал выключатель на тумбочке и зажег лампу. Он гладил ее тело, пока говорил, потом перешел к нежным ласкам, касаясь пальцами тех мест, что Алира привыкла ото всех скрывать: руки, слишком бледные и мягкие, грудь, живот и бедра, ниточки вен на ногах, стопы. Дамер, казалось, не замечал в ней изъянов, в его глазах отражалось желание и наслаждение тем, что видит.
– Закрой глаза и просто слушай, – попросил он.
Песня была Алире незнакома, и она сосредоточилась на словах и мелодии и постепенно расслабилась. Она слышала слово «кожа» и чувствовала тело Дамера, как свое. Она слышала, как голос певца советовал забыть о фирме, и ощутила, что уже не она одна владеет своим телом, она уже не думала – только чувствовала. Слова, аккорды и ласки соединились в невероятное ощущение необратимости и бесплотности. Она слышала голос, говоривший: «Возьми меня! Я больше не могу ждать. Не оставляй меня нетронутой!» И эти слова шептала именно она, следуя мелодии песни Дамера, именно она стонала от наслаждения… или это был его голос? Или их двоих? Ей было все равно. Ее жажду утолили; время, ночь, тишина, тьма, жизненная неустроенность, страх, разбитая душа, поглощенная потоками воды, заполонившими пустыню, в которую женщина так боялась превратиться, земное и небесное, вечное и временное, четкое и неточное слились в едином моменте истины…
Тельма не могла уснуть. У нее был жар, она была взволнована, и Херардо рядом так громко храпел, что невозможно было задремать. Почему ночь порождает ненависть? Она обожала мужа днем, но по ночам… Разумеется, все эти химеры жили лишь в ее мозгу, ведь завтра будет новый день и новая работа, забота о сыне и встречи, которые отвлекут ее от мрачных мыслей. Тем более, она уже разучилась думать о себе и собственных проблемах при свете дня.
Однако во мраке ночи она слышала, как рычат внутренние демоны. Тельма хотела развестись, начать новую жизнь, вновь обрести свободу, сменить работу и ощущать сладость неопределенности будущего. Она ненавидела себя за то, что скатилась в рутину и с головой окунулась в жизнь, в которой не знала недостатка ни в чем, но где ее постоянно преследовало чувство неудовлетворенности. В юности она критиковала сытую, консервативную, устроенную жизнь – и именно ее она сейчас вела. С Херардо они могли бы теоретически добиться большего, да и сейчас желали большего… Но они были связаны необходимостью поставить на ноги сына и дать ему лучшую жизнь, чем была у них.