– Все хорошо, монсеньор, – камердинер не позволил бы себе фамильярности, даже начнись пожар, – все ваши распоряжения выполняются. Граф Штанцлер…
– Он здоров?
– Граф не приглашал к себе врача.
Эр Август не будет откровенничать с камердинером, но врачей старик любит. Раз не приглашал, значит, все хорошо.
– Монсеньор, осмелюсь доложить…
– Церковь заперта?
– Как вы приказали.
– Откройте. Немедленно…
Золотистый сумрак прихожей, тщательно натертые ступени, багряный, прижатый медными прутьями ковер. Лестница в безукоризненном порядке, как и сам храм. Ни пылинки. Лампады полны масла, в вазах свежие цветы, а ведь хозяина ждали не раньше, чем через десять дней. Эмиас не Джереми и вряд ли закроет господина собственной грудью, но слуга он образцовый.
– Все в порядке, монсеньор?
– Да.
– Монсеньор…
– Все в порядке, спасибо.
Да, все в порядке, если не считать пустой ступеньки. На ней лежал меч Ветра и должен был лежать, пока его не поднимет Карл Борраска. Конечно, во дворце реликвия в безопасности, но Рамиро доверил ее Окделлу. Собрату по верности.
Меч Боррасок и кинжал Алана становились залогом союза Скал и Ветров. Залогом Чести и искупления. Алан ошибся, обвиняя Рамиро. Ошибся и Ричард, отдав меч Альдо. Рыцарь, у которого украли даже балладу, обратился к потомку своего невольного убийцы, а тот не понял, как не понял некогда сам Алан. Предок верил в благородство Эрнани, потомок – в избранность Альдо. Зря.
Усилием воли юноша оторвал взгляд от пустого, чистого мрамора. Стоящий за спиной Эмиас расценил это по-своему.
– Прикажете подать домашнее платье? И что заказать повару?
– Что заказал граф Штанцлер?
– Сваренного на пару цыпленка и овощи. Монсеньор, граф Штанцлер уехал. Ему назначена аудиенция у ее величества.
– Когда?!
– Не могу знать. Дворцовый курьер прибыл около полудня. Граф Штанцлер оставил письмо.
– Принесите.
Катари все же простила! Ссоре конец, хотя какая это ссора? Все они, как могли, приближали победу Раканов, и не их вина, что Кэртиана отвергла былых избранников. Теперь, убедившись в этом, можно искать иные пути, не становясь предателями. Они со Штанцлером убедились, а Катари… Женщине не место на войне, даже лучшая из женщин никогда не поймет, чем живет мужчина. Она станет жалеть проигравших и защищать узников только потому, что те в цепях.
– Письмо, монсеньор.