Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб

Если я внезапно скончаюсь или же бесследно исчезну, знай: все, чем я еще владею, переходит к тебе. Это немного, но Окделлы небогаты, особенно после гибели Надора и в случае возвращения даров Альдо в казну. Единственная из принадлежащих мне вещей, что завещана не тебе, это шкатулка с монограммой «А», которую тебе передаст один из моих друзей, ныне находящийся в отъезде. Это память о великой женщине, и она должна перейти к ее соотечественникам. Мне следовало передать ее раньше, но к старости мы не только начинаем бояться смерти, но и становимся сентиментальными. Перечитываю свое письмо и убеждаюсь в этом еще раз. Надеюсь, мальчик мой, что я вернусь и сожгу его, если же нет, прими мое благословение. Я одинок и бездетен, но в тебе вижу своего сына, только много лучшего, чем я смел бы надеяться. Будь счастлив и не оставляй Ее Величество одну, ей больше некому довериться.

Твой эр Август…»

Ричард перечел письмо дважды, но эта задержка была единственной. Не прошло и десяти минут, а юноша уже сидел в седле. Стук ворот, отскочивший от бронзовых вепрей луч, сорвавшаяся в галоп Сона… Он должен успеть, значит, он успеет!

2

Сверкая благородной сединой, его крысейшество выказывал свои претензии. Обоснованные, ведь хозяин нагло провел вне дома без малого трое суток. Конечно, случались и более длительные отлучки, но исключительно по служебной надобности, с которой Клемент был готов мириться. Как крыс узнавал, чем занят и занят ли его человек, оставалось загадкой, но усталого маршала Клемент встречал дружелюбным писком, а удачливого любовника – возмущенным верещанием. Подношение, хоть и не было отвергнуто, сердца его крысейшества не смягчило. Клемент грыз печеньице, не переставая браниться. Он был прав, но Эпинэ прощения просить не стал.

– Да, – твердо сказал он, – я ночевал у друзей, а тебе там не место. Эвро съест.

Клемент заверещал громче, и Робер торопливо убрал со стола недопитый бокал – пребывая в расстроенных чувствах, крыс сбрасывал на пол все, что было ему по силам. В первую очередь то, что бьется.

– Все равно не возьму, – отрезал маршал Талига, трогая приколотую к камзолу гвоздику. Утром золотистый цветок украшал тот самый будуар, где в Зимний Излом Эпинэ сцепился с висельниками, а весной стал неприлично счастлив. И в счастье этом не было ничего лихорадочного, пьяного, обреченного, что накатывает на людей перед бурей или войной, заставляя в считаные дни, если не часы, сжигать всю отпущенную тебе радость. Эпинэ собирался жить долго и спокойно с женщиной, которую любил и которая любила его.

Коко не уставал повторять, что жаждет видеть дорогого друга и дорогую жену счастливыми, Катари обещала поторопить барона и события, не возражали даже Никола с Сэц-Арижем. Единственным недовольным оставался Клемент. Эпинэ водрузил обиженного друга на плечо и вышел из кабинета, чтобы едва не налететь на сопровождаемого Жильбером коренастого ноймара.

– От графа Литенкетте с письмом и устным докладом, – объявил Сэц-Ариж, – теньент Варнеке. Говорит, не голоден.

– И ты веришь?

– Не верю, – засмеялся адъютант.

– Ну так накорми. Теньент, дело потерпит еще полчаса?

– Я уполномочен передать письмо, ответить на ваши вопросы и доставить ответ.

– Давайте письмо, и – обедать! Жильбер, потом подашь нам вина. В чем-нибудь, что не бьется.

– Да, монсеньор. – Сэц-Ариж со значением глянул на крыса и повел ноймара вниз. Рассказ о проделках Клемента гостю был обеспечен. Эпинэ погладил героя рождающихся на глазах легенд и вернулся к рабочему столу. Письмо он вскрыл на ходу.