Барсинцы, сволочи такие, проявили себя во всей красе. Как оно получилось, Леворукий знает, но, когда Карваль сначала разослал почти все резервы, а потом и сам куда-то кинулся, эти уроды захватили казармы и, самое главное, Малый арсенал.
– Как?! Откуда взялись? У них же не было оружия!
Грейндж не имел понятия. Он со своим отрядом помогал кавалеристам разгонять погромщиков на Винной площади, когда им в спину внезапно ударили эти твари. Удержаться под огнем было невозможно, пришлось отступить. Боковыми улицами, сделав крюк, вышли к Арсенальной, там помогли прорваться из окружения группе южан. Робер обернулся к землякам, но те мало что могли добавить. Их посылали на север, к Козьему предместью, там все было спокойно, вернулись назад, угодили под пули, а начавшаяся пальба – так это, судя по всему, бунтовщики с кем-то столкнулись.
– С Мэйталем, – как мог спокойно предположил Робер. Вступление в дело барсинцев меняло всё, надежды после этого уже не оставалось. – Что ж, к нему и поедем.
4
Никуда они не доехали. Уже на подходе к Ружской эскорт Проэмперадора обстреляли сразу и с крыш, и из окон здоровенного, украшенного статуями особняка. Двое убитых, один ранен. Стрелков было много, и палили они так часто, что сразу стало ясно – не горожане, слишком шустро перезаряжают. Пришлось отойти за ближайший угол; тенистого от кленов переулка Робер не помнил, хотя какое это имело значение?!
– Грейндж, вы знаете тех, кого привели?
– Я за них ручаюсь! Они не дезертиры и не изменни…
– Лэйе Астрапэ, я о другом! Прорываться, не зная, что впереди, глупо. Отберите ребят потолковей и отправьте в обход искать Карваля, Мевена, Мэйталя и Левия. Не в одиночку, конечно, человек по пять, а мы возвращаемся к Старому парку.
– Слушаюсь, монсеньор.
Ночь они как-нибудь продержатся, воды хватит и людям, и коням, а от голода за сутки не умирают. Беженцев, скорее всего, придется из города выводить, но не раньше, чем станет ясно, на каком они свете. Только б нашли Никола и Левия, и только бы Рокслей не пошел по Триумфальной!..
– Господин Проэмперадор, я вам еще не надоел?
– Нет.
Зачем он соврал? Глупость какая…
– Жаль. Хотелось бы за все хорошее обрадовать вас дважды.
– Салиган, вы можете короче?
– Если постараюсь. Вас обрадует, если эти господа на крышах и внизу оставят вас и Старый парк в покое? Да или нет?
– Да!
– Отлично. Они уйдут, но мне нужен ваш приказ. Письменный. При нынешнем раскладе скорей убьют меня, чем вас, но может статься, и наоборот. Мне так часто сходили с рук мерзости, что я боюсь быть повешенным за благодеяние.
– Что вы будете делать?
– Я поведу их грабить.
– Что?!
– Я поведу их грабить в противоположную от парка сторону. Подобное лечат подобным. Вы о таком слыхали?
– Монсеньор, – подал голос внимательно слушавший Дювье, – это дело! Жар от наших задниц оно оттянет…
– Что вам написать? Закатные твари, нечем мне писать и не на чем!
– Все уже написано. – Маркиз с довольным видом полез в карман. – С вас подпись и осознание, что вы ставите ее в здравом уме и твердой памяти. Прошу.
Этого он не писал, но это было написано его рукой! Робер дважды перечел записку, вспомнил мэтра Инголса и потребовал объяснений.
– Я взял за образец октавианскую подделку Килеана, – теперь маркиз копался в седельной сумке, – а его письменный прибор я просто взял. Старик Дорак в подобных случаях писал, что все, сделанное имярек, сделано во благо и по приказанию, но это не ваш стиль… А, вот оно! Только, ради Леворукого, не посадите кляксу.
Походный письменный прибор украшал герб Килеанов, но чернила были свежими, а перо отлично заточено. На мгновение стало тошно, только другого выхода не было, Робер, во всяком случае, его не видел. Подпись легла на бумагу, точно всегда там была. Обошлось без клякс.
– Можете оставить прибор у себя. На память о несчастном, – маркиз выразительно шмыгнул острым носом и сунул шкатулку Дювье, – Килеане-ур-Ломбахе.
– Когда… все сделаете, возвращайтесь. И будьте поосторожней!
– Я твердо намерен когда-нибудь вам надоесть. – Салиган спешился и закинул поводья за луку седла. – До встречи, Проэмперадор. И позаботьтесь о моей кобыле, она мне дорога. А не мне, так барышникам.
Пока Эпинэ, онемев от подобной наглости, придумывал ответ, Салиган подпрыгнул и, ухватившись за нависший над дорогой сук, оказался сперва на дереве, а затем на крыше выходящего в проулок сарая, откуда и послал воздушный поцелуй, после чего окончательно исчез.
– Монсеньор, – доложил Грейндж, – люди разосланы.
– Возвращаемся, – хрипло велел Иноходец и понял, что все еще держит в руках дурацкое перо.
Глава 5
Талиг. Оллария
400 год К. С. 7-й день Летних Молний
1