Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Полночь

Хилый мерзавчик балуется картографией? В самом деле удачно, но, главное, она скоро увидит Ли! Вот так и понимаешь, что тебе есть, к кому бежать, на кого вывалить то, что скопилось и в голове, и на душе… Ли поймет, должен понять, или она не понимает его. То, что творится в Олларии, по зубам только старшему с Росио. Ну, может быть, еще Валмонам и Левию, если бы тот успел вернуть свой эсператизм к своему же Адриану, только мародерские души нужно не спасать, а упокаивать. По возможности картечью.

– Сударыня, с вашего разрешения… Я займусь сборами. Лучше не медлить!

– Вы меня спрашиваете? – Глаза пошире, как в молодости, когда старый, нет, еще молодой ызарг Штанцлер принимался восхищаться Рафиано и Савиньяками. – Но ведь комендант – вы. Я даже не гостья, беженка.

– Сударыня!..

Подавился чувствами, чихнул и умчался. Первым делом предупредит своего Шабли. Если их не разлучить, ментор вцепится в доброго вояку, как омела в дуб. Намертво и с презрением, тех, из кого сосут соки, всегда презирают.

– Пьетро, вы в самом деле готовы ехать к Северной армии?

– Я за вас отвечаю. Когда вы воссоединитесь с сыном, моя совесть будет спокойна.

– Вы ничего не сказали о маленьком Октавии.

– Мне нечего сказать. Когда грабили дворец, ни принца, ни охраны там уже не было.

– Так дворец разграблен?

– Иначе и быть не могло. Я бы сказал, что именно это позволило беженцам беспрепятственно дойти до ворот Лилий. Дальше ушедших защищал пожар.

– Во время мятежа в Эпинэ, – задумчиво произнесла графиня, – были вожаки. Я не про Ро и даже не про Карваля… Сплошь и рядом возникали заводилы, подбивавшие десяток-другой крестьян на бунт. Потом они становились либо сержантами, либо мародерами…

– Бунт в самом деле не может не породить вожаков. Если это бунт, а не чума.

– Вы не были в Нохе?

– Я провел там ночь. Вы подумали о свечении? Оно исчезло.

– А я провела ночь над поучениями Эрнани Последнего. Его высокопреосвященство угадал, они в самом деле хранились в гробнице. Вы читаете по-гальтарски?

– С трудом.

– Иссерциал у меня шел не в пример легче. Правда, я не видела его рукописей… Боюсь, я буду разбирать этот манускрипт месяцами.

– Я вряд ли смогу быть вам полезен… В этом.

– Очень жаль, – негромко посетовала Арлетта. – Знаете, а я ведь поняла, почему ваше лицо, когда вы стали военным, показалось мне знакомым. Конечно, все люди на кого-то похожи, особенно если смотрящий близорук и видит только основное… Сперва вы напомнили мне моих сыновей, потом я решила, что у вас больше общего с Аларконами…

Паузы графиня выдерживала мастерски, однако Пьетро и бровью не повел. Четок у хитреца больше не было, но руки спокойно лежали на коленях. Арлетта мысленно зааплодировала.

– Не знаю, на что списать ваше спокойствие. Мой старший не удивляется, дабы не решили, что его можно удивить, а младшие – когда знают, о чем речь. Я думаю, что вы знаете… До переноса Святого престола в Агарис и охоты на демонов художники и скульпторы молились на Диамни Коро. Гении были наперечет, но Савиньяк на портретах оставался Савиньяком, а Эпинэ – Эпинэ. Когда Анри-Гийом обиделся на признавших Франциска родичей и выставил их из портретной галереи, пустоты заполняли чем придется, лишь бы оно было древним. В ход шли не только предки, но и вассалы, главным образом Ариго, однако нашлась и парочка Гайярэ.

Ваш герб, сударь, не имели права разбивать. Герб с золотой выдрой на алом, рассеченном золотой молнией поле. «Предвещает возвращенье…» Граф Гайярэ, вы готовы вернуться?

4

Карту Нохи, совершенно бесполезную, он нарисовал по памяти. Ментор землеописания остался бы доволен, толку-то? Савиньяк отметил наиболее уязвимые места, потом места замеченных им схваток и расположение церковных гвардейцев. Что бы он делал в шкуре неведомого Левия или ставшего чужим Робера? Одна их ошибка была очевидной – из Торки, не из Олларии. Проэмперадор с кардиналом недооценили горожан. Лионель тоже недооценил бы, потому что слабый бросается на сильного либо от отчаянья, либо спьяну. Отчаянье, судя по письмам матери и рассказам Рудольфа, если и было, то зимой, а вот на опоенных самоубийцы с площади походили. Пьяному Рассанна по колено, а Сагранна по пояс, пьяный станет махать кулаками, не чувствуя боли, пока не свалится. Значит, пьяны, но чем? И куда девать Джаниса с его орлами?

«Висельники» – твари ночные, трусливые и хищные. Броситься в бой, защищая других, они в здравом уме не могут. Тоже перепились? Трезвые гвардейцы в стенах, колотящие друг друга пьяные на площади. В кабаках дерутся часто и порой насмерть, но разбойников убили не камни и топоры…