Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат

Сам Давенпорт в драку не полез, и так на каждого «гуся» пришлось по паре охотников. Драгуны не нуждались даже в помощи марагонцев, и вообще, пока все в порядке, толковый командир только смотрит, как бы ни тянуло выхватить шпагу и броситься вперед. У толкового командира половину дела сделают враги, половину — подчиненные. Сегодня капитан Давенпорт имел все основания гордиться и собой, и своими людьми: не прошло и полминуты, как возжелавшие поохотиться дриксы оказались на земле. Все. Драгуны споро вязали руки выжившим, которых, увы, набралось лишь трое, а стрельба на дороге не прекращалась. Надо было глянуть, как идут дела там. Надо было решать…

— Быстрей! — поторопил Чарльз исцелившегося на глазах «раненого». — Пока совсем не очухались.

2

Роскошная была красива и понятна, словно она не носила браслета и колючей звезды, а распускала пояс невесты и входила, опустив глаза, в дом супруга своего, чтобы стать для него Кубьертой и розгой, хлебом и цветком. Роскошная вспоминала и поучала, а Мэллит казалось — время повернуло вспять и она вернулась в Агарис, чтобы выслушать хозяйку дома, в который ее никогда не введут. Странное чувство мешало помнить, что недостойной Мэллит давно нет, а названный Ротгером — это песня, но не судьба. Гоганни смотрела на исполненную лунных соков женщину с волосами цвета мимозы, а та говорила, и в отпустившем хозяина доме остановить ее было некому.

— …нельзя ждать от моего племянника, что он возьмется за ум, хотя сердце у него и доброе. Курт говорит — будь Ротгер хоть немного серьезней, из него получился бы достойный офицер. Он любит свои корабли и знает свое дело, но во всем остальном сущий мальчишка. Курт не представляет, как можно в такие годы быть таким безалаберным… Избави тебя Создатель, Мелания, от мужа, у которого в голове ветер и звезды! Курт все еще надеется заставить Ротгера вести себя как подобает военному, но время упущено…

Если б только моя покойная сестра, имевшая глупость отдать руку марикьяре, не смотрела глазами мужа… Ее предупреждали, что до добра это не доведет… Курт говорит, что в Хексберг о приличном воспитании не могло быть и речи… Отослать сына в дом своего отца, как это принято… Когда наша бедная матушка впервые увидела Ротгера… Курт очень недоволен, но даже ему…

Мэллит слышала и не слушала, как не слушала женщин в доме отца. Роскошная приехала, когда лето только начиналось, для нее открыли обитые голубым комнаты, а наутро фельпский гость переехал к нареченному Рубеном. «Неприлично юной девушке делить кров с неженатым молодым человеком», — сказала роскошная, и гоганни стало стыдно, будто кто-то заглянул в ее сны, жаркие и непристойные, в которых она забывала о своих бедах и смеялась. Там, в рожденных луной сказках, вместе с ней смеялся и просил ласки фельпский гость, чье сердце кануло на морское дно вместе с любовью. Нареченный Луиджи потерял девушку, похожую и непохожую на Мэллит… Это так просто — любить унесенных смертью! Разве может конь растоптать душу, как растоптал тело нареченного Альдо? Приди смерть прежде прозрения, бывшая Залогом оплакивала бы потерю всю жизнь, но мотыльку любви оторвали крылья, и остался червяк ненависти.

Когда весть из страшного города дошла до холодного моря, Мэллит засмеялась и захлопала в ладоши, а потом злоба иссякла, и вернулась жизнь, звенящая как ручей и полная сладких снов о невозможном. Она просыпалась, и фельпский гость становился чужим и печальным, но не все в звездных снах было мороком. Когда названный Луиджи уходил, гоганни поймала его взгляд, и он был зовущим и жарким…

— …нельзя допустить, чтобы ты оставалась на постоялом дворе, в который мой племянник превратил свой дом. — Мягкая рука легла на голову Мэллит, и гоганни от внезапности вздрогнула. — Курт согласится… Мы обязаны позаботиться о тебе, ведь Ротгер на это неспособен. В Бергмарк много серьезных молодых людей, но тебе надо лучше кушать и заняться платьями и постельным бельем… Не будем тянуть… Брать у торговцев глупо… Совсем недалеко… Отличное полотно… ночные сорочки и простыни… приданое… еще наша покойная матушка… знаю двадцать второй год…

Думать о простынях и ткачах Мэллит не хотелось, как и ехать в Бергмарк к молодым людям, чтобы есть, есть, есть, безнадежно глядя на пояс. Дом Ротгера, с его снами и смехом, не гнал и не требовал, а когда возвращался хозяин, испятнанная кровью скатерть и синие глаза без зрачков покидали память; кроме того, в Хексберг было море…

— Мне в моем положении первые восемь месяцев показано дышать морским воздухом, а Курт печется о моем здоровье… Не хочу его волновать, ведь дороги сейчас опасны. Варитские мерзавцы, кажется, вообразили, что они у себя дома. Разумеется, этому скоро положат конец, но нам с тобой придется провести в Хексберг все лето. Курт говорит…

О войне гоганни знала. Она ненавидела войны даже в книгах, что тайком читала в доме отца, а встретив тех, кто слышит море и носит на боку сталь, просила за них всем сердцем своим, но разве может луна не искать крови и смеха? Разве могут мужчины, эти мужчины, ждать беду на берегу и без улыбки?