Сердцевинум

В следующий миг паника отступила. Приятная волна пробежала по телу, возвращая ему живое тепло, и Рина обнаружила себя на вязаном пледе. Над ней склонился взволнованный Тим. Его глаза были так близко, и такая ртуть плескалась в них, что Рина даже сглотнула.

– Уф, воскресла, – сказал Тим и плюхнулся рядом. – Я тут инструкцию перечитал на твоем коробке. Ты мелкий текст видела? Со звездочкой?

– Н-нет… а что?

– А то, – сердито ответил он, правда, сердитость нарушал краешек рта, упорно стремящийся вверх. – Спичками нельзя злоупотреблять, особенно вещими. Начинается какой-то синдром, и человек не может проснуться. Иногда все-таки сам просыпается, но тогда глаза разные становятся, появляются побочные эффекты с призраками, еще какая-то чушь. А, вот: человек с синдромом… кхм… всегда наполовину бодрствует, наполовину спит. Но ты вроде вся бодрствуешь. Повезло тебе, короче.

Эффекты с призраками… а ведь она действительно увидела Кристопа после первого эксперимента со спичкой вещих снов.

– Что там за синдром? – Рина потянулась за коробком. – Кое-как объясняешь, ничего не понятно.

Тим вдруг дернул коробок на себя и спрятал за спиной. Рина обозлилась.

– Эй! Что там?!

– Много будешь знать…

– Дай его мне.

– Хм. Да пожалуйста.

Тим протянул помятый коробок – не весь, а только половину, ту, в которой лежали спички. Крышка осталась у него. Рина аккуратно отложила свою половину подальше, чтобы ненароком не рассыпать содержимое. Тим, похоже, принял этот жест за капитуляцию и на секунду расслабился.

Этого хватило, чтобы юркнуть ему за спину и отобрать оставшуюся часть. Тим чуть не взвыл от досады, а Рина впилась глазами в мелкий текст под инструкцией, нашла слово «синдром» и мгновенно обернулась к другу.

«Ну да», – говорил его взгляд.

«Синдром Спящей Красавицы», – говорила надпись.

Рина закусила губу, а Тим стушевался – исчез в дверях, буркнув что-то про чайник.

Пять минут, десять. С чайником явно возникли проблемы.

Сначала Рина сидела как на иголках, а потом расслабилась. Открыла форточку и обнаружила, что за время ее сна погода успела наладиться. Со двора доносилось шарканье дворничьей метлы, пахло теплой пылью и каникулами, даже ржавый подоконник грелся на солнышке. Колыхались провода.

Рина собрала раскиданные карандаши и одолжила лист бумаги – что-то невыразимое рвалось наружу. Что-то явно девчачье.

Только что обычно рисуют девчонки? Склонившись над листом, она старательно вывела очертание сарафана своей мечты: пышного, с поясом и лямками на металлических застежках. Обязательно джинсового, хотя цвет должен быть, пожалуй, как у этого карандаша – темно-вишневый. К нему набросала блузку и ботиночки. Отвлеклась: почему-то рядом распустились рисованные цветы… На листе оставались еще пробелы – сердечки закружились в них. Закончив, Рина критически осмотрела свою работу.

Девчачье точно получилось. Невыразимое осталось внутри.

Она совсем расстроилась, смяла лист и, забрав то, что недавно было рисунком, вышла из комнаты Тима. Сам он куда-то делся: гостиная, кухня, ванная и коридор оказались пусты. Еще одна комната попросту не открывалась. Ну ведь не заперся же он там?..

Входная дверь квартиры была распахнута настежь, а Рина точно помнила, что закрыла ее на щеколду. Сбежал?

Предположение казалось диким. Скорее, Тиму могли позвонить из больницы – а вдруг что-то случилось с бабушкой? Вот он и рванул туда, конечно. Он ведь так ее любит!

Квартира казалась теперь сиротой. Сколько бы Рина ни закрывала дверь – та отворялась вновь, будто просила остаться. Не обворовали бы… Ладно уж, на последний этаж посторонние вряд ли сунутся.

Успокоив себя этим, она поспешила домой.

У ее собственной двери околачивался подозрительный тип – неопрятный и мрачный, с топорщащимися сальными волосами, в темных очках. Рубашка перекосилась, потому что мужчина ошибся пуговицей.

Рина застыла посреди пролета, размышляя, стоит ли при нем заходить домой.

– О, мелкая. Не знаешь, где у вас тут Субботины живут?

– Не знаю, – промямлила Рина, внутренне холодея. – У нас многие сдают, постоянно новые люди.

– Ну так их узнать легко, – осклабился мужчина. – Дядя, тетя, девочка. Псинка у них вроде бы какая-то есть. Вот тут, я слышал, скулила псина.

Лир! Рина изо всех сил старалась не смотреть на дверь, но мужчина все равно догадался. Наверное, слишком крепко Рина цеплялась за перила.

– Так-так, – сказал он. – Ты ж и есть Субботинская. Чего это твои родители лыжи смазали? Я на квартиру – нет вас. На другую – та же история. Съехали, оказывается, и адресочка не черканули. Неохота паршиво о ком-то думать, но с таким отношением само напрашивается. Деньги когда?

– Какие деньги?..

– Те, что взаймы вам дали.

– Я ничего не знаю, – выпалила Рина, пятясь к лестнице на четвертый этаж.

– Ну ясно дело, – протянул мужчина. – Передай своим разговорчик этот, внятно выражаюсь?

– Ага…

– А то по-другому поговорим, да. Ну, бывай.

Он сунул руки в карманы и деловито поскакал вниз. Рина еле дождалась, пока шаги затихнут этажами ниже, и бросилась домой. Заперла дверь и тут же прижалась к ней спиной, чтобы не упасть.