Серебряная Инна

В последнюю ночь лета Арон рассказал о себе Инне. Он рассказал ей то, что никогда никому не рассказывал, о том, откуда он, почему сбежал из дома, он рассказал ей все, кроме своего имени, имени, которое просто не мог произнести вслух.

— Я вырос на Фарерских островах, — начал он, — но ты, наверно, не знаешь, где это.

Инна покачала головой.

— Это группа островов по дороге к Исландии, далеко отсюда. Я родился на маленьком островке под названием Мичинес. Это очень далеко, Инна, в другом мире.

Они вместе сидели перед костром. Арон закрыл глаза. Тяжело вздохнув, он нашел рукой руку Инны и сжал ее.

— У меня были отец и мать, сестра, почти мне ровесница, и двое младших братьев. У нас имелась рыбацкая лодка, как и у других семей, и мы добывали яйца и птицу. Все держали овец, которые паслись круглый год, примерно как у вас олени. Поскольку я был старшим сыном, я рано начал ходить вместе с отцом в море и в горы — всюду, куда бы он ни пошел, я следовал за ним. Я восхищался им, должен тебе сказать. Не было того, что мой отец не умел. Я все время смотрел на его руки, такие ловкие и умелые. Слушал его слова. Смотрел, как он управляет лодкой в шторм, закрывая лицо от воды и ветра.

Отец мог найти дорогу домой в любую погоду. В моих глазах он был самым сильным и самым мужественным человеком на свете. Для него все было так просто и так понятно. Он без труда лазил в птичьи гнезда на скалах и легко переворачивал ягненка в матке. Я помню его руки, помню, как спокойно и уверенно они двигались. И он никогда не обижал нас. Мы не боялись его. Мать была другой. Она легко выходила из себя.

«Прочь! — кричала она. — Убирайтесь прочь!»

И мы вылетали из дома. Мать была верующей, истовой христианкой. Как и другие жители нашей деревни, она принадлежала к общине пиетистов [5].

Воскресным утром мы должны были сидеть неподвижно в избе с руками, сложенными на коленях, а потом так же молча идти в молельный дом. Отец с нами не ходил. Я предпочитаю молиться дома, говорил он, и при этом веко его чуть подергивалось. Я боялся, что он своим поведением прогневает Господа, но в глубине души почему-то знал, что Бог к нему благоволит. Отец словно был осенен Божьей милостью. Когда рыба не шла и все в деревне вздыхали, стенали и говорили, что это наказание за грехи, то отец говорил, что мы должны простить море, простить его за то, что оно иногда отказывает нам в пропитании. В такие моменты мать готова была испепелить его взглядом, но она молчала.

Арон снова присел и начал ворошить угли прутиком. Инна сидела, обхватив ноги руками и уткнувшись подбородком в колени.

— Хочешь еще послушать? — спросил он. — Мне рассказывать дальше?

Инна кивнула.

— Мне было тринадцать лет, почти четырнадцать, почти мужчина. По крайней мере, таковым я себя считал. Дело было весной, и мы с отцом и соседями пошли к скалам за птичьими яйцами. К гнездам мы спускались на веревках, потому что скалы были слишком крутые, чтобы на них карабкаться. Мы обвязывали человека за пояс веревкой и спускали его вниз к гнезду, а потом подтягивали обратно. Так мы работали. Но в тот день пошел дождь. Противный моросящий дождик. Отец искал место на скале, чтобы закрепить веревку. От дождя камни стали скользкими. Я, как обычно, следил за каждым его движением, и вдруг он поскользнулся, пару секунд судорожно пытался схватиться за воздух и, сорвавшись, рухнул со скалы. Никогда не забуду это мгновение. Мне казалось, он падает целую вечность. С широко раскинутыми руками. Без единого крика. Он словно лежал на воздухе, и его медленно засасывало вниз.

И под конец глухой стук, с которым он ударился о землю далеко внизу, у самой кромки воды. Не помню, как я спустился вниз, помню только, как он лежал там на камнях, и помню кровь вокруг его головы, такую темно-красную.

Арон замолчал. Было странно слышать эту историю, даже из своих собственных уст. Он бросил взгляд на Инну, сидевшую все в той же позе.

— Он умер? — спросила она.

— Да, он умер. Мой отец умер. И я не мог понять, зачем Бог призвал его к Себе. Сделал ли Он это, потому что призывал к Себе самых лучших, как однажды сказал священник на похоронах ребенка? Или это было наказание за грехи? Я, как старший сын, стал хозяином в доме, и единственным моим утешением было пытаться во всем походить на отца. Я всячески старался подражать ему. Единственное, что я не смел делать, это молиться дома. Я по-прежнему ходил в молельный дом. Так прошел год. Траурный год. И внезапно в нашей избе появился чужак. Мужик из Эйстероя, которого прислали перестраивать молельный дом. Он поселился у нас, спал и ел с нами, и однажды мать объявила, что снова выходит замуж. Теперь у вас будет новый отец, сказала она.

Арон запустил пальцы в волосы.

Он снова взял руку Инны в свою и посмотрел девушке в глаза: