Серебряные крылья

Грохочущие колеса на бешеной скорости несли поезд. Бирюлин любил дорогу. Может быть, с того времени, когда его, семнадцатилетнего паренька, впервые протяжный гудок паровоза позвал в первую дорогу — дорогу войны… И сколько их было потом в жизни, этих дорог!

А теперь жена кое-когда и ворчит: «И когда только из этой дыры выберемся? Пора и о детях подумать». — «Что дети! Вадим в летное училище пойдет. Вон какой он у нас парень! Самолетами бредит! Все книжки, какие есть про авиацию, перечитал. А Динка… та пускай пока школу заканчивает». — «Я не о том, Володя! Не видели они у нас с тобой ничего, кроме гарнизонов. Не современные какие-то…»

И тогда Бирюлин искренне взрывался:

«Несовременные? Это Вадим-то? Лучший математик в школе? Или Динка? Ее стихи даже в «Юности» напечатали! Мудришь ты что-то, жена», — веско заключал Бирюлин.

И снова дорога…

Когда Бирюлин вернулся в купе, лейтенанты сидели за столиком и о чем-то возбужденно спорили. При его появлении они умолкли.

— Помешал?

— Что вы, папаша! — ответил белобрысый лейтенант. — Мы с Эдом, Эдуардом, — поправился он, — гадали, что нас ожидает в новых краях. А ожидает нас несладкая жизнь кадровых офицеров.

— Но вы, насколько я понимаю, сами выбрали эту несладкую жизнь?

— Сами-то сами, но пожить-то хочется ярко. Ведь жизнь летчика коротка, как платье балерины…

— Зачем же вы тогда выбирали летное? — вежливо осведомился Бирюлин.

Белобрысый лейтенантик снисходительно посмотрел на него и хмыкнул:

— Не понять вам этого…

— Ну почему? — Бирюлин едва не рассмеялся.

— Помните «Песню о Соколе»?

— «Рожденный ползать — летать не может»?

— Угадали. — Он отвернулся к окну.

Но Бирюлина уже по-настоящему задело. «Парень, видно, с характером, однако заносит его», — подумал он.

— Не знаю, как звать вас…

— Лейтенант авиации Валентин Зацепа! — шутливо вытянулся офицер.

— Лейтенант авиации? — удивился Бирюлин. — Разве есть такое звание? Я понимаю, генерал-лейтенант авиации или генерал-полковник авиации…

— А у меня, папаша, дальний прицел.

— Если дальний, тогда лады, — улыбнулся Бирюлин. — А насчет платья балерины… Ну и сравненьице…

— А разве не правда? Не зря же нам идет выслуга год за два. На острие ножа танцуем.

— Вы любите красивые сравнения.

— О нашей работе надо говорить только красиво. Да что там! Мы живем мало, седеем рано. Эд, наклонись. Видите, следы жизненных потрясений?

— Да ладно тебе! — отмахнулся от Зацепы рослый его товарищ, на пышной черной шевелюре которого действительно пробивалась седина. — Это у меня по наследству. И знаешь, хватит трепаться. Давай-ка на боковую.

В город поезд прибыл утром. Лейтенанты, схватив чемоданы, заспешили к выходу. Бирюлин собирался не торопясь и посмеивался, представляя, какими растерянными будут выглядеть молодые офицеры, когда в «папаше» узнают командира полка. Он почему-то был уверен, что это те самые молодые летчики, которых откомандировал в его полк генерал Барвинский. Надев форму, он медленно, словно сожалея, что окончена дорога, сошел со ступенек вагона на перрон. Постоял, проводил погрустневшим взглядом уходящий поезд, выкурил папиросу и хотел было идти, как увидел водителя своей машины.

— Рязанцев, а вы почему здесь? За кем приехали?

— За вами. Подполковник Будко прислал.

«Ай да комиссар, ну спасибо!» — подумал Бирюлин, тронутый заботой своего замполита.

Они вышли на привокзальную площадь и направились к зеленому газику, приютившемуся в стороне от автобусной остановки. И тут Бирюлин заметил своих попутчиков. С хмурым видом стояли лейтенанты в самом конце автобусной остановки.

— Товарищи офицеры! — окликнул их Бирюлин. — Садитесь, подвезу. Нам, кажется, по пути.

Лейтенанты ошарашенно уставились на него. Зацепа даже рот раскрыл от удивления, хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. На плечах «папаши» — полковничьи погоны, а на груди такой же крылатый значок военного летчика, как и у них, только с цифрой «один» — первый класс.

— Что же вы стоите? Вам ведь в авиагородок?

— В авиагородок, — сконфуженно промямлил Зацепа. — Извините, товарищ п…полковник… за «папашу».

— Ничего, свои люди — сочтемся, — будто не замечая крайнего смущения офицера, ответил Бирюлин. — А ваш товарищ мне так и не представился.

Высокий летчик выгнул грудь и кинул руки по швам:

— Лейтенант Фричинский!

— А я командир авиаполка Бирюлин. Прошу в машину!

Смущенные офицеры юркнули на заднее сиденье, и водитель включил скорость. Навстречу понеслись деревянные дома; над домами горбатились плюшевые зеленые сопки, густо покрытые лесом.

— Как вам наш город? — обернулся Бирюлин к офицерам.

— Ничего деревенька.

— Не деревенька, а поселок городского типа, — поправил он. — Зато какая здесь тайга!

Машина полазила по узким кривым улочкам, попрыгала по выбоинам и ухабам и вырвалась наконец на ровный асфальт тракта. Засвистел ветер. Мимо понеслись придорожные кусты орешника и шиповника, а за ними, ощетинившись в небо, возвышались темно-зеленые ели и пихты, пышные могучие кедры. И лишь изредка мелькали среди них нарядные белоствольные березки, изумрудные осины.