Слух о прибытии буфета облетел все службы с быстротой беспроволочного солдатского телеграфа. Все, кто был свободен от полетов, сочли своим долгом навестить «торговую точку».
Летчики между вылетами перекусывали, утоляли жажду. То тут, то там слышались разговоры:
— Спасибо нашему начальству, позаботилось…
— И технарей стали за людей считать.
— Все для человека, все во имя человека!
— Да что ж — лимонад один…
— А ты чего захотел, чтоб тебе на аэродром шампанского привезли?
— Не мешало бы…
— Перебьешься. И за лимонад спасибо скажи.
Стоя в сторонке, Зацепа с удовольствием слушал эти разговоры. Он чувствовал себя на седьмом небе: затея его удалась.
— А все же кто это устроил? — жуя бутерброд с колбасой, поинтересовался Богдан Чапля.
— Вот, — буфетчица повела взглядом в сторону Зацепы, — начальник по хозяйственной части.
Среди авиаторов прокатился сдержанный смешок.
— Привет начхозу! — точно впервые увидев Валентина, произнес Волков.
— Смежной специальностью овладел? — поддержал его Заикин.
— Или совсем сменил профессию?
— Доходней оно и безопасней.
— Да хватит вам, зубоскалы, — вступился за друга Фричинский. — Вместо благодарности… — Он хлопнул смущенного Зацепу по плечу: — Пойдем домой… начальник но хозяйственной…
В оперативном отделе накурено, как всегда. Дым фиолетовыми пластами висит в воздухе, но этого никто не замечает.
Офицеры заняты составлением сводной таблицы на очередные полеты. Все варианты надо предусмотреть, чтобы капризная погода не смогла спутать карты.
Вокруг Бирюлина сгрудились комэски; у каждого в руках плановые таблицы.
— А у тебя негусто, Анатолий Иванович, — с укоризной сказал полковник Митрохину.
— Куда спешить? — попробовал отшутиться тот.
— Нет-нет, обязательно добавь полеты, летчики рвутся летать, а ты их на земле сдерживаешь. Так дело не пойдет. Вон полюбуйся, как у Чумакова! У него стартовое время уплотнено до отказа.
Бирюлин придвинулся к плановой таблице, пробежался по ней глазами и нахмурился:
— Кстати, почему среди летающих я не вижу лейтенанта Зацепу?
Митрохин разлепил тонкие губы:
— Я его в отпуск отправляю.
— Почему? — резко разогнулся Бирюлин.
— Пусть после госпиталя отдохнет малость.
— А что, врачи запрещают ему летать?
— Запрещать не запрещают, но надо бы ему сперва по земле походить, освоиться как следует.
— Отставить! Сейчас Зацепа вполне здоров, я его видел. Медкомиссию прошел без ограничений. Ему надо планировать полеты. Он уже почти два месяца неба не нюхал, а ты, Анатолий Иванович… Так он совсем летать разучится. В начхоза он у тебя превратился. Летчик — в начхоза… Запланируй ему два контрольных полета, выпускать буду сам. Полетает, освоится, тогда можно и в отпуск.
— Слушаюсь! — покорно пожал плечами Митрохин.
Кто-то догадался распахнуть окна, и в комнате стало светлее и свежее. Бирюлин поднялся, оглядел командиров эскадрилий.
— Я считаю, товарищи офицеры, сейчас нам надо больше внимания обратить на зоны. Скоро приступим к бомбометанию со сложным видом маневра — с кабрирования, с полупетли. Надо оттачивать чистоту сложных фигур пилотажа. Чумаков, твоя эскадрилья ближе всех подошла к этому этапу, ты первый и начнешь.
Чумаков, высокий, стройный, всегда сдержанный и на редкость исполнительный майор, слегка лишь наклонил голову, и этим было сказано все.
В буднях дней кипела напряженная летная работа. Летали много, почти каждый день, задания были самые разнообразные: от полетов по кругу до перехватов на больших высотах и на сверхзвуковых скоростях до стрельб, бомбометаний на полигоне с пикирования и кабрирования.
Третья эскадрилья пока шла с незначительным отставанием в учебе, но с каждым днем это отставание постепенно сокращалось. Все уверенней чувствовала себя молодежь. Особенно поднажал на учебу Зацепа. Бирюлин, несмотря на взбалмошность и задиристость молодого летчика, все же испытывал к нему какую-то симпатию и взял над ним шефство.
Бирюлин наблюдал за взлетами, посадками Валентина Зацепы, летал с ним на учебно-боевом истребителе, контролировал его в воздушных боях и на полигоне и все больше удивлялся: этот лейтенант двужильный какой-то. Сколько ни взвали на него — все тянет. Побольше бы таких пареньков…
Сегодня полеты заканчивались, и полковник, выйдя из КП, побрел по едва заметной тропинке куда-то в поле. За леском скрылась железная крыша штаба, и он очутился один на один со звенящей после шумного аэродрома тишиной. Бирюлин устало опустился в притомленную полуденным зноем, сладко пахнущую медом траву, подложил под голову свернутую кожанку и долго лежал на спине, уставившись в ласковую синеву растопленного, маревого неба.
О чем-то своем шептали листья, слегка щекотал щеку солнечный зайчик, настойчиво пробившийся сквозь крону березы. Мягкие тона и полутона сменяли друг друга, и не разобрать: то ли речка разлилась там вдали, под синими сопками, то ли травы голубые колышутся. А над ними такое же голубое небо. Что-то напомнило оно Бирюлину. Но что?..