Серебряный орел

Доцилоза, много слышавшая о Цезаре от Фабиолы и Брута, напыжилась от гордости. После пережитых ими смертельных опасностей это было настоящей наградой.

– Глянь-ка сюда, госпожа…

Слова Секунда заставили Фабиолу очнуться и посмотреть туда, куда он указывал. Ничего удивительного, что Цезарь выбрал именно это место, подумала она. Поле битвы было видно отсюда как на ладони, позволяя оценить величие совершенного подвига и силы врага, противостоявшие его десяти легионам. Северо-западное направление прикрывал выступ скалы, но укрепления, тянувшиеся на юго-восток до самого горизонта и обращенные лицом в обе стороны, казались неприступными. Там были деревянные колоды с железными крючьями, цеплявшими ноги и одежду каждого, кто проходил мимо, рвы с заостренными кольями на дне и ямы с осколками дробленого камня. Между ними тянулись две глубокие траншеи, одна из которых была залита водой из протекавшей неподалеку реки. Наконец, тут имелся частокол, укрепленный ветками с торчавшими наружу колючками. Башни, поставленные через правильные промежутки, обеспечивали прекрасный сектор обстрела. В проходах еще торчали воткнувшиеся в землю пилумы – часть тех тысяч копий, которые летели в галлов, медленно пробиравшихся между смертельными ловушками. Фабиола видела, что сил у оборонявшихся почти не оставалось. Пространство между валами и Алезией завалено трупами; впрочем, мертвецов по другую сторону не меньше. Среди них было много римлян – они погибли в контратаках, стремясь подобрать неповрежденные пилумы, но подавляющее большинство составляли галлы – воины в цвете лет, юноши и даже старики. Тут лежали целые племена.

Фабиола ощутила боязливое восхищение Цезарем. Она мало знала о войне, но масштабы битвы говорили сами за себя. Победить столь превосходящие силы было немыслимо. Фабиола радовалась, что не осталась с Марком Петреем. Даже Помпею не под силу одолеть полководца, который одержал столь громкую победу. Найдется ли равный ему? Внезапно она ощутила страх, почувствовав себя очень маленькой и беззащитной. Казалось, Брут доверил свою судьбу метеору. И ее судьбу тоже. Только время покажет, сумеют ли они не сгореть в его пламени.

– Фабиола! Это ты?

От звука знакомого голоса у нее похолодело внутри. Фабиола повернула голову, увидела шедшего к ним возлюбленного, подняла руку и помахала ему.

– Брут!

Он радостно вскрикнул и перешел на бег. На нем были доспехи старшего офицера: позолоченная кираса, красный плащ и шлем с поперечным гребнем. Он держался за резную рукоять меча, но кожаные полосы с металлическими заклепками, защищавшие пах и верхнюю часть бедер, позвякивали в такт движениям.

Фабиоле хотелось побежать навстречу, но она заставила себя остаться на месте, пригладила простое платье и пожалела, что не нашла времени запастись духами и нарядами. Успокойся, приказала она себе. Это не Рим и не Помпеи. На войне не до роскоши. Ты здесь. Этого достаточно.

– О боги, это действительно ты! – на бегу воскликнул Брут.

Фабиола одарила его сияющей улыбкой. Той самой, которую он так любил.

Легионеры Петрея отсалютовали Бруту, быстро разошлись в стороны и образовали коридор.

Брут перешел на шаг, упиваясь красотой Фабиолы так же, как умирающий от жажды выпивает до капли чашку воды.

– Клянусь Гадесом, как ты очутилась в этом забытом богами месте? – спросил он, попеременно улыбаясь и хмурясь.

Она надула губы.

– Ты не рад мне?

Брут взял ее за руки и крепко стиснул их.

– Рад! Похоже, сам Марс откликнулся на мои молитвы!

Фабиола сделала шаг вперед и крепко поцеловала его в губы. Брут ответил ей не менее страстно и заключил в объятия. Потом они слегка отодвинулись и молча посмотрели друг другу в глаза. Вновь ощутить близость любимого – это ли не роскошь?

– О боги, – наконец пробормотала Фабиола, – как я по тебе стосковалась…

Он по-мальчишески широко улыбнулся.

– А я по тебе, милая. Сколько месяцев мы не виделись?

– Почти девять, – грустно ответила она.

– Извини, – сказал Брут и сжал пальцы Фабиолы так, словно боялся, что она исчезнет. – Эта кампания была не чета другим. С тех пор как началось проклятое восстание, мы только и делали, что маршировали и дрались. Я не мог бросить Цезаря.

– Конечно, – кивнула Фабиола. – Я понимаю.

– Как дела в латифундии? – Увидев, что выражение ее лица изменилось, Брут нахмурился. – Что-то случилось?

На глаза Фабиолы навернулись слезы. Бедный Корбуло, виновато подумала она. Он умер из-за моего безрассудства. Как и гладиаторы, которых я наняла. Моих рабов продали тому, кто дороже заплатил. А бедного юношу-беглеца кастрировали в отместку за обиду, нанесенную Сцеволе.

Брут посмотрел на нее с сочувствием и мягко промолвил:

– Рассказывай.

Слова полились из Фабиолы рекой. Беглец. Сцевола и его фугитиварии. Ее унижение. Рабы, быстро пришедшие на выручку.

– Наверно, тебе не следовало перечить фугитивариям, – сказал Брут. – Но я знаю, какими мерзавцами бывают эти люди.