Серебристая бухта

Поднявшись по лестнице, я заметила, что дверь в комнату Майка открыта. Он разговаривал по телефону. Я подумала, что, может, стоит подождать, пока он закончит, и остановилась на секунду.

Думаю, Майк почувствовал, что я стою у дверей, потому что резко обернулся.

– С94. Да, именно так. И он сказал, что это улучшит наши шансы на сто процентов. – Майк взглянул на меня. – Хорошо, Деннис, не могу сейчас говорить. Я тебе перезвоню. – Он положил трубку и широко улыбнулся. – Привет. Как дела?

– Ужасно. – Я бросила сумку на пол. – Всех ненавижу.

Сама удивилась, что сказала такое. Обычно я так не разговариваю. Зато мне стало лучше.

Майк не пытался меня воспитывать, не стал говорить, что на самом деле я ничего такого не чувствую, как это обычно делает тетя, как будто я не могу знать, что чувствую. Он просто кивнул в знак согласия:

– У меня тоже бывают такие дни.

– Сегодня?

Майк нахмурился:

– Что – сегодня?

– Один из таких дней? Ужасный. Ужасный день.

Майк задумался на минуту, а потом покачал головой. Я подумала, что, когда он улыбается, он почти такой же красивый, как Грэг.

– Нет, – сказал Майк. – Сейчас у меня почти все дни очень хорошие. Заходи. – И он жестом пригласил меня сесть. – Может быть, вот это тебя порадует? Я поставил перед собой задачу – перепробовать все сорта австралийского печенья.

Майк выдвинул ящик стола, и я увидела все свои самые любимые: «Айсид Во-Вос», «Анзак», шоколадные «Тим Тэмс» и «Минт Слайсес».

– Ты так растолстеешь, – предупредила я.

– Не растолстею. Я бегаю почти каждое утро, – сказал Майк, – у меня хороший метаболизм. И вообще, люди слишком уж много об этом волнуются.

Майк сделал себе чай и сел в кожаное кресло, а я села за стол, так как он разрешил мне попользоваться его компьютером. Майк показал мне программу, с помощью которой можно изменять фотографии. Мы с ним для смеха достали фотографии тети Кей и акулы и приделали акуле широченную улыбку, а потом на другой я приделала тете усы и большущие ноги. Тетя держала в руках плакат, и я написала на нем: «Зубная паста „Леди Акула“ сделает вашу улыбку неотразимой».

Как раз когда я заканчивала надпись на плакате, я почувствовала, что Майк на меня смотрит. Понимаете, так бывает: если очень пристально на кого-то смотреть, можно заставить человека оглянуться. Я затылком почувствовала, что он на меня смотрит, быстро обернулась, и так оно и оказалось.

– У тебя был брат или сестра? – тут же спросил Майк. – Я имею в виду того, кто умер.

Это было так неожиданно, я чуть не подавилась шоколадным «Тим Тэмом». Никто из взрослых не говорил о Летти. Не так прямо, как Майк. Если случалось, что я произносила вслух ее имя, тетя Кей делала такое лицо, как будто ей больно слышать, а мама становилась очень грустной, и мне это тоже не нравилось.

– Сестра, – помолчав немного, ответила я. – Ее звали Летти.

Майк не сделал такое лицо, как будто он в шоке, и не посмотрел на меня так, будто я не должна об этом говорить, и поэтому я продолжила:

– Она погибла в автокатастрофе, когда ей было пять лет.

– Это действительно тяжело. Мне жаль.

И тут я вдруг захотела плакать. Никто никогда мне не сочувствовал. Никто никогда не думал о том, каково мне было потерять сестру, никто не сказал, что это могло быть тяжело для меня. Никто не спрашивал, скучаю ли я по ней или, может, виню себя в том, что случилось. Все думали, что, раз я маленькая, мои переживания не имеют значения.

Я слышала, как взрослые говорили: «Маленькие быстро выздоравливают. Она оправится». Или: «Слава богу, она почти ничего не помнит». А еще: «Что может быть страшнее, чем потерять ребенка».

Но они никогда не говорили: «Бедная Ханна, она потеряла самого любимого человека во всем мире». Они никогда не говорили: «Хорошо, Ханна, давай вспомним Летти. Давай поговорим о том, как ты по ней скучаешь и как тебе грустно без нее».

Но я не чувствовала, что могу сказать об этом Майку, это было спрятано очень глубоко во мне, там, где я давно научилась хранить все самое дорогое. Поэтому, когда слезы навернулись на глаза, я притворилась, будто расстроилась из-за школьной поездки, и рассказала ему о том, как меня дразнит Кэти Тейлор, о деньгах и о том, что я одна в классе не еду в Новую Зеландию. Очень быстро это сработало, и так хорошо, что я смогла не думать о Летти. Я думала о школьной поездке и о том, как мне будет плохо, когда все уедут в Новую Зеландию, а я останусь, и заплакала.

Майк дал мне свой носовой платок и, пока я вытирала слезы, сделал вид, будто его заинтересовало что-то за окном. Он сидел тихо, пока я не перестала шмыгать носом, а потом наклонился ко мне, посмотрел в глаза и сказал:

– Хорошо, Ханна Маккалин, у меня к тебе деловое предложение.