Середина земли

– Ваш друг в шоке. – затараторила фельдшер. При всём её миниатюрном телосложении, она была весьма бойкая и очень громкая. Она походила на такую маленькую породистую собачку, что заводят себе селебы. Размером не больше детского горшка, зато своим лаем можем построить свору овчарок.

– Ваш товарищ в шоке, это от нехватки кислорода. Вы его не донимайте, он сам заговорит через пару часов. Госпитализировать будем? Это его документы? Были в кармане. – она сунула в обожжённое лицо Андрея мокрый мятый паспорт без обложки.

– Конечно! – воскликнул Андрей. Его мимика всегда была очень активной, из-за ожогов, она стала чуть скуднее, но он старался и у него получалось. – Госпитализировать не надо!

– Мне нужно сделать запись. Агаповский Тихон Алексеевич, тысяча девятьсот восемьдесят девятого года рождения.

– Точно так.

– Родственники есть? Он сам не подпишет отказ от госпитализации.

В трико Тихона, что я нагло позаимствовал оказался его паспорт. Счастливая случайность? Или документы оказались в кармане уже после того, как я захлебнулся в сошедшем оползне. Где сам Тихон? Где все, что были на вершине сопок? Со мной редко случаются такие вещи. Я не нахожу денег на улице, не выигрываю в лотерее, не получаю бесплатных сертификатов, пицц или скидочных карточек. Мне не ставили автоматы в универе. Я не успеваю запрыгнуть в последний автобус. Я не скажу, что я неудачник. Не скажу, что я оказываюсь в нужном месте в нужное время. У меня ровно столько белых полос, сколько чёрных. Я опаздываю, я получаю выговоры, я лишаюсь премий.

– А он сам разве не может? – спросил Андрей. В этот момент он походил на уличного кота, что ластился бы к ногам фельдшера выпрашивая ласку или кусок чего-нибудь съестного.

– А у вас брали кровь на алкоголь? – парировала она.

– Ваши коллеги брали. – сказал пожилой мужчина.

– Тихон Алексеевич, вы проедете с нами в больницу? – спросила она меня.

Мой язык, наконец, был отпущен той немотой. Разум взял вверх над всеми эмоциями и страхами.

– Я в поряде. Спасибо вам за всё. Вы просто ангелы в белых халатах! Думаю, тут ещё найдётся кому помочь. – я чиркнул закорючку на листке отказа, забрал паспорт Тихона и встал рядом со своими мнимыми товарищами. Я должен разобраться во всём до конца. А на больничной койке этого не сделаешь.

Фельдшер дала мне моток бинта и пузырёк зелёнки, чтобы я обработал свои порезы, закрыла двери «таблетки» и уселась на пассажирское кресло рядом с водителем.

Пожарные окопали место возгорания. Проще говоря – забросали землёй тлеющее дерево, что осталось от дома Андрея. Пенсионер, что был с Андреем, отправил своих, помочь вытолкать машины, завязшие в местной грязи.

Те слова, что я с полной уверенностью и спокойствием сказал фельдшеру, дались мне тяжело. Теперь снова хотелось выть волком. Кричать. Возможно бросаться какашками, как это делают обезьяны. Но я просто сел на землю. Я и так был весь в грязи, к тому же, всё тело жутко ныло. Тысячи порезов саднило. Руки и спину тянуло, ноги вовсе отказывались двигаться. Хотелось просто лечь и глядеть в затянутое дымом и грозовыми тучами небо. Дым рассеивался. Тучи наступали, будто зная, что то, что здесь происходит не должно освещаться солнцем.

– Сынок, ты моя-то ничего не сломал? – склонился ко мне старик. От этой фразы, что я слышал раньше, меня словно током ударило. Я не знаю этого человека. Не видел, не слышал, не имело общих знакомых. Пытаясь напрячь извилины, чтобы вспомнить тот причудливый видеоряд, я испытывал лишь боль, головокружение и тошноту.

– Всё сгорело! – Андрей сменил свою маску позитива. Он снова был в отчаянии. – Все записи, что мои родители и их родители собирали годами. Ничего не осталось. Я знаю! Это они всё сожгли!

– Тихо! – прикрикнул басом мой новый знакомый. – Что толку с них? Я этой макулатурой печь топлю и зад подтираю. Никому ещё она ни знаний, ни ума не дала. Ты моя, ка чувствуешь-та себя? – обратился он ко мне и опять проглотил язык. Тоже смурное и встревоженное выражение лица. Та же местная манера коверкать слова и терять окончания. Я молча принялся рассматривать его. На наличие изменений в костях, мышцах и глазах. Принюхивался. Но ничего не нашёл. Это был самый обычный человек. Без искаженного иными влияниями скелетом. Замутнённые годами карие глаза. Запах дешёвых сигарет и бензина.

– На фоксе он! Да? – засуетился Андрей. – Ты молодца. Ты Тихон, пока что.

– А где сам Тихон? – дар речи окончательно вернулся ко мне. Я, наверное, мог рассказать что угодно. Даже вспомнить школьную программу, если бы меня спросили. Но стоило мне подумать о тех ужасах что я видел, воздух выбивало из лёгких, словно ударом в солнечное сплетение, а язык разбухал во рту и становился неповоротливым, как у пьяного.

– Тебе интересно, где Тихон? Эти твари спалили мой дом! Дом, который ещё мой дед строил! Всё сожгли! Вся рожа сгорела! КФСки, что ты принёс сгорели! У меня даже трусов нет! А тебе интересна судьба этой мрази? Что ты делал, когда я ушёл спать? Ты пошёл с ними в баню?