Серенький Волчок

Вот так же, наверно, и те люди, что избили Николая Михайловича, стояли под душем, смывали кровь и сукровицу, молились неизвестным богам, умоляли их простить, потому что это их работа, а Питкунов поступил не по понятиям, украл деньги, хотел убежать, вот сука, а у них жены, дети и подруги, кокаин и водка, бани и бляди, джипы и собачьи бои, надо же как-то жить, отдыхать хотя бы иногда, одеваться прилично, заходить после работы в "Ностальжи", по выходным завтракать в "Венской кондитерской", засыпать на ортопедическом итальянском матрасе, потому что и так весь день за компьютером, спина устает, не девочка уже, почти сорок.

– А как молиться?

– Молись сердцем, - ответила Вика, - а слова говори любые. Хочешь - читай "Богородица, дево, радуйся", все равно ведь в церковь ходишь.

– Спасибо, - сказал мужчина и отошел, а Вика указала на Машу. Та покачала головой, а Света сказала:

– Я подругу привела, ты выслушай ее.

Лиза вышла вперед.

– Мне нужно найти одну вещь, - сказала она. - Деньги. Много денег. Вероятно, в какой-то сумке или как-то еще спрятанные. Вот фотография того, кто их спрятал. - И она вынула из сумочки Сережино фото, вырезанное с какого-то группового снимка, сделанного как-то в пятницу.

Не сводя глаз с Лизы, Вика взяла фотографию.

– Я вижу что-то странное, - сказала Вика. - Будто полоски такие, будто весь мир нарезан полосами, и они скользят. Тебе очень страшно, больно и стыдно. И сквозь эти полосы я вижу маленького ребенка.

– Это нерожденный ребенок, - тихо сказала Лиза. - Я делала аборт много лет назад, это так себя чувствуешь под наркозом, будто все полосами… и у меня больше не может быть детей.

– Это еще не рожденный ребенок, - сказала Вика. - Но он живой и когда ему придет срок, он родится. Осталось уже недолго, месяцев шесть, полгода.

– Этого не может быть, - сказала Лиза, судорожно считая, когда были последние месячные, неужели, нет, не может быть, неужели в конце апреля?

– Ребенок родится, и все будет хорошо, - говорила Вика. - Не волнуйся о деньгах, не ищи их. Великая Мать дала тебе ребенка, она даст тебе и деньги. А теперь иди.

Лиза забрала фотографию и на негнущихся ногах отошла.

– Ты хочешь мне что-то сказать, Света? - спросила Вика.

– Благодарю тебя, - ответила Светлана. - Благодарю тебя и Великую Мать и прошу твоего благословения.

Она опустилась на колени, а следом за ней Маша, Лиза и мужчина в спортивном костюме. Вика простерла над ними черные крылья балахона и торжественно произнесла:

– Великая Мать любит вас. А теперь идите.

– По-моему, это все-таки надувательство, - шепотом сказала Маша, когда они с Лизой вышли во двор. - У тебя же нет никакого ребенка, правда?

– Анализ сдам, тогда узнаю, - ответила Лиза. - Вроде не должно быть, но мало ли что…

Она уже была уверена, что Вика не соврала: в Лизином животе лежал, свернувшись калачиком, маленький мальчик, она уже знала, что мальчик, потому что видела его во сне последние месяцы и просто не хотела верить, думала, цикл снова сбился, а тошнота по утрам - так это от нервов. Теперь придется уволиться, даже не удастся ничего отработать, надо будет продать квартиру, чтобы деньги - для Гены и на роды. Надо будет переехать к маме, вот и хорошо, что есть вторая комната, какая мама все-таки предусмотрительная, вот все и наладится. Она говорила это себе, но другой голос кричал, по-детски взвизгивая, заглушая доводы рассудка: нет, нет, нет, я не хочу продавать квартиру, я не хочу к маме, она убьет меня, я ее ненавижу, я не буду с ней жить никогда. Но что бы Лиза ни говорила себе, она уже знала одно: аборт она делать не будет. Если это в самом деле ребенок, она его оставит.

Когда они садились в машину, их догнал мужчина в спортивном костюме.

– Простите, - сказал он Лизе. - Я вот хотел сказать. Я могу с ним поговорить, ну, нормально поговорить, чтобы он понял, этот, который деньги не отдает.

– Не надо, - сказала Лиза.

– Нет, я себе ничего не возьму, я же просто помочь хочу, по-человечески, просто по-христиански.

Вот так оно и бывает, подумала Лиза. Ведь он, наверное, тоже, пока не услышал меня, думал, что я лохушка богатая, чья-то дочка, или просто сучка, тяну с мужиков бабло, знай себе только подмахиваю, тоже презирал наверное.

– Спасибо, - сказала она. - Я все понимаю, спасибо, но с ним уже не поговоришь. Он умер.

26