Съ этого дня адмиралъ постоянно бралъ съ собой Сережу въ поле, на скотный дворъ, въ ригу. Сережа прямо отъ уроковъ переходилъ къ другимъ урокамъ, въ другой сферѣ, и учился практической жизни подъ руководствомъ отца. Ему не оставалось времени на удовольствія, и его посѣщенія къ Ракитинымъ почти прекратились. Степанъ Михайловичъ былъ очень этимъ доволенъ, хотя не говорилъ о томъ. Онъ считалъ общество Анатоля вреднымъ для Сережи. Сережа день ото дня дѣлался серіознѣе и вмѣстѣ съ тѣмъ самонадѣяннѣе, въ словахъ и поступкахъ очень рѣзокъ, заносчивъ. Отецъ не могъ замѣтить этого, потому что Сережа являлся такимъ, когда замѣнялъ отца. Часто отецъ посылалъ его съ приказаніями и, конечно, не могъ знать, въ какой формѣ онъ передаетъ ихъ. Однажды вечеромъ къ нему пришелъ одинъ изъ приказчиковъ, служившій ему уже лѣтъ десять, человѣкъ очень честный, очень заботливый, правдивый, но очень характерный, не останавливающійся сказать при случаѣ голую правду, не прикрашивая ее ничѣмъ.
Увидя его въ необычное время, адмиралъ спросилъ не безъ удивленія:
— Ты ко мнѣ, Петръ Семеновъ? что тебѣ надо? Я думалъ, ты на работахъ.
— Да мнѣ тамъ и быть слѣдовало, но мнѣ необходимо доложить вамъ наединѣ объ очень важномъ дѣлѣ.
Адмиралъ пошелъ въ кабинетъ, за нимъ твердымъ, тяжелымъ шагомъ вошелъ приказчикъ. Онъ притворилъ дверь за собою.
— Что такое? спросилъ адмиралъ.
— Увольте меня, ваше превосходительство, проговорилъ Петръ Семеновъ.
Адмиралъ посмотрѣлъ на него съ изумленіемъ.
— Ты хочешь меня оставить? сказалъ онъ.
— Точно такъ.
— Почему?
— Прикажете говорить правду?
— Конечно.
— У васъ пошли новые порядки, а я ужъ въ лѣтахъ, мнѣ поздно привыкать къ нимъ.
— Какіе новые порядки? Я ничего не мѣнялъ въ управленіи.
— Точно такъ, но молодой баринъ входитъ во все…
— Да, я пріучаю сына къ хозяйству, но онъ безъ моего приказанія ничего сдѣлать не можетъ.
— Оно, конечно, такъ, но молодой баринъ приказываетъ настойчиво и ужъ больно строго; я и отъ васъ того не слыхалъ, что я слышалъ вчера отъ молодого барина.
— Что именно?
— Вы приказывали давать рѣзку коровамъ на скотномъ дворѣ; молодой баринъ пришелъ и за что-то очень разсердился на Ивана скотника и сказалъ, что онъ его выгонитъ вонъ. Когда мы вышли изъ конюшни, я замѣтилъ, что Иванъ скотникъ — человѣкъ хорошій, не пьющій, и что мы другого такого не скоро сыщемъ. Сергѣй Антоновичъ вспылилъ и отвѣчалъ мнѣ: „Молчи, не твое дѣло!“ Я хотѣлъ отвѣчать, но онъ закричалъ: „Если не умѣешь молчать, то я тебя выучу. Хозяинъ я, а не ты, твое дѣло слушать и молчать“. Я сказалъ, что служу вамъ скоро 12 лѣтъ, отъ васъ не слыхалъ худого слова и ужъ, конечно, отъ такого молодого барина, еще подростка, не снесу грубаго обращенія. Тогда Сергѣй Антоновичъ вышелъ изъ себя, весь вспыхнулъ и закричалъ: „Молчать, говорю я; или и тебя велю расчесть!“ Я не отвѣчалъ ему ни слова, но пришелъ просить васъ уволить меня. Скажу еще: уйду не я одинъ. Вотъ и конторщикъ Александръ и лучшіе работники изъ артели недовольны. Отъ васъ никто не слыхалъ обиднаго слова, но всѣ жалуются они на Сергѣя Антоновича, онъ ужъ очень горячъ и на слова невоздерженъ. Закричитъ — оправданій не принимаетъ, а дѣла не разумѣетъ; молодъ еще такъ съ людьми обращаться.
Адмиралъ слушалъ молча, брови его сдвинулись, глаза блестѣли, но онъ спокойно сказалъ Петру Семенову:
— Я не разстанусь съ тобой, не отпущу тебя.
— Но я не могу…
— Ты останешься у меня, и ничего подобнаго впередъ не будетъ. Скажи въ артели людямъ, что ихъ никто впредь обижать не будетъ. Ты меня знаешь; повторяю, ничего подобнаго впредь не случится.
Петръ Семеновъ поглядѣлъ на адмирала и сказалъ спокойно:
— Какъ вамъ угодно, ваше превосходительство. Вашего слова для меня и для другихъ совсѣмъ довольно.
— Спасибо, спасибо, благодарю тебя за службу и за довѣріе.
— Я служу вамъ не первый годъ — пора знать вашъ нравъ и обычай.
Петръ Семеновъ поклонился и вышелъ такъ же спокойно, какъ и вошелъ. На лицѣ ого, всегда спокойномъ, никто не могъ бы прочесть ни волненія ни недовольства.
Адмиралъ позвонилъ и приказалъ позвать къ себѣ сына. Сережа румяный и веселый вбѣжалъ въ кабинетъ отца, но лишь только увидѣлъ его, какъ выраженіе лица отцовскаго его смутило. Онъ спросилъ поспѣшно и тревожно:
— Чтò случилось? Чтò съ вами, папа?
— Горько ошибся я въ тебѣ, — сказалъ ему отецъ серіозпо, — Я помышлялъ сдѣлать изъ тебя себѣ помощника и подпору, и жестоко раскаиваюсь, что оказалъ тебѣ довѣріе.
Краска сбѣжала съ лица Сережи; онъ стоялъ передъ отцомъ блѣдный и взволнованный. Сердце его билось.
— Чѣмъ заслужилъ я ваши жестокія слова? проговорилъ онъ, собравшись съ духомъ.
— Своей заносчивостью, своей самонадѣянностью и рѣзкостью. Я думалъ, что ты сумѣешь помочь мнѣ, а ты умѣешь только мнѣ мѣшать, путать дѣла мои, и, скажу съ печалью, нынче мнѣ за тебя было стыдно…
— Но чтò же я сдѣлалъ такое?