Сережа Боръ-Раменскiй

— Опять это дурное слово, — сказала Серафима Павловна, — вѣдь отецъ ужъ остановилъ тебя, но ты не обращаешь вниманія и не берешь въ расчетъ, что Боръ-Раменскіе никому и ничему завидовать не могутъ.

— Конечно, — сказала тотчасъ Соня, чуя что-то неладное, и взглянула на легкую складку на лбу адмирала, — Сережа хотѣлъ сказать, что ему особенно понравился подарокъ мамы. Моя мама всегда знаетъ, кому что подарить. Она выписала изъ Москвы книжку: „Юрій Милославскій“, сочиненіе Загоскина, въ красномъ переплетѣ, золото-обрѣзная, и на переплетѣ большія золотыя буквы: И. Р.

— Что же значатъ эти буквы? спросила Серафима Павловна, недоумѣвая.

— Ахъ мама! закричалъ Сережа: — начальныя буквы имени: Ипполитъ Ракитинъ.

— А!.. протянула Серафима Павловна.

— А я вышила брату коврикъ, — сказала Соня, — я вамъ сейчасъ покажу — все, до единаго стежка, сама вышила!

Они подошли къ террасѣ затѣйливаго дома Ракитиныхъ. Къ нимъ шелъ навстрѣчу высокаго роста, широкоплечій хозяинъ, съ радушною улыбкой на умномъ и добромъ лицѣ; за нимъ, спускаясь съ широкихъ ступеней широкой террасы, спѣшила навстрѣчу гостямъ жена его, высокая, стройная, черноволосая, еще очень моложавая. Онъ и она — пара. Оба красивые, здоровые, еще сравнительно молодые, стройные, съ добрыми и умными лицами.

— Дорогіе гости; сосѣдушки почтенные, какъ благодарить васъ за вниманіе, — сказалъ ласково и почтительно добродушный хозяинъ, — что пожаловали на нашъ семейный праздникъ. Ипполитъ, поди сюда, благодари адмирала. Ты еще не стоишь чести, что севастопольскій герой приходитъ въ день твоего рожденія, насъ всѣхъ поздравить, нашего простого и незатѣйливаго хлѣба-соли откушать!

Сидоръ Осиповичъ потеръ себѣ руки, добродушно и самодовольно засмѣялся. Его громкій смѣхъ, выраженіе лица заставили покраснѣть едва замѣтно жену его; она поцѣловала сосѣдку и, пожавъ руку адмиралу, сказала съ улыбкой:

— Благодарю за посѣщеніе. А у насъ пиръ горой; мужъ любитъ праздновать рожденіе дѣтей нашихъ, и пиръ станетъ настоящимъ праздничнымъ пиромъ потому, что вы пришли. Я знаю, вы обѣдать внѣ дома не любите.

— Не люблю, — сказалъ адмиралъ привѣтливо, — но у васъ — дѣло другое, къ вамъ я всегда радъ.

— Благодаримъ покорно на добромъ словѣ. Но это жена говоритъ, будто пиръ, — простой, семейный обѣдъ, по-домашнему. Дѣлъ было множество, а то я бы выписалъ изъ Москвы музыку, сжегъ бы фейерверкъ и зазвалъ бы знакомыхъ. Время не ушло: если Богъ дастъ жизни и здоровья — въ именины моей Софьюшки потѣшу и себя и ее.

Соня ласково прильнула къ рукѣ отца.

— А теперь не знаемъ, какъ провести вечеръ. Я оставилъ сыновей и вашихъ дочерей рѣшить, что будемъ дѣлать вечеромъ. Послѣ обѣда пустимъ на голоса, — чтò рѣшатъ они, то и будетъ.

— А если они рѣшатъ домъ поджечь для иллюминаціи? сказала смѣясь Зинаида Львовна, но не безъ примѣси добродушнаго лукавства, намекая на баловство мужа.

— Ужъ ты чего не скажешь, — отвѣчалъ, громко смѣясь, Сидоръ Осиповичъ. — Право, дѣти благоразумнѣе, чѣмъ предполагаютъ. Я еще не имѣлъ повода сожалѣть, что предоставляю имъ полную свободу.

— Въ извѣстныхъ границахъ, — сказала ему жена, улыбаясь. — Не правда ли, другъ мой? Не правда ли, адмиралъ?

— Свобода — вещь условная; полной свободы ни у кого нѣтъ, — сказалъ адмиралъ, продолжая говорить шутливо: — по-моему, надо сперва выучиться повиноваться, что гораздо труднѣе, чѣмъ исполнять прихоти. Да и кто свободенъ? Я такого человѣка еще не встрѣчалъ. Всѣ мы подвластны чему-нибудь и кому-нибудь.

— По-моему, тотъ свободенъ, кто богатъ, — сказалъ Сидоръ Осиповичъ.

— Конечно! воскликнула Серафима Павловна.

— А на богатство вы купите здоровье — необходимое условіе счастія? купите умъ, купите добронравіе? да и мало ли что еще, безъ чего жизнь въ тягость, и болѣе того — сдѣлается тяжелымъ крестомъ.

Они вошли въ домъ, и лишь только прислуга увидала хозяевъ въ гостиной, какъ дворецкій вышелъ изъ залы и доложилъ громогласно: кушанье подано! Двери въ столовую отворились настежь. Ракитинъ подалъ руку Серафимѣ Павловнѣ, адмиралъ Зинаидѣ Львовнѣ — и всѣ потянулись въ столовую. Столъ былъ накрытъ роскошно. Въ большихъ дорогихъ, привезенныхъ изъ Китая, вазахъ стояли букеты изъ рѣдкихъ тепличныхъ растеній; хрустальныя вазы граненыя, богемскаго стекла, съ фруктами, переложенными широкими листьями клена, красовались посрединѣ стола. Позлащенныя виноградныя кисти красиво спускались съ краевъ и были украшены сверху желтыми, какъ золото, ананасами. Всѣ сѣли. Роскошный обѣдъ съ изысканными кушаньями подавался щегольски одѣтыми въ черные фраки и бѣлые галстуки, знавшими въ совершенствѣ свое дѣло, лакеями. Ракитинъ не умолкалъ и угощалъ дорогихъ гостей съ радушіемъ и гостепріимствомъ русскаго человѣка, радушіемъ, не лишенномъ наивной похвальбы.