Сергей Вавилов

На дворе были конюшня, большой сарай с пролетками хозяина, помещение для дворника, прачечная и баня. В маленьком особнячке недалеко от сада жил старый друг семьи — портной Степан Филиппович.

Сейчас место, где находился дом Вавиловых, изменилось до неузнаваемости. Сад давно исчез, речку забрали в трубы, булыжник заменен асфальтом. Сама бывшая Средняя Пресня зовется ныне улицей Заморенова, а там, где находился вавиловский дом с садами и флигелями, стоит массивное здание Миусского телефонного узла. Церковь, правда, сохранилась (на ней охранная доска), и два ряда лип по-прежнему тянутся вдоль улицы. Но это и все. Больше как будто ничего от Пресни начала века в этом уголке Москвы не уцелело.

Таков фасад семейной жизни Ивана Ильича. Но что же было «внутри»? Увы, «внутри» не все сверкало так же, как «снаружи». Либерализм Ивана Ильича (больше видимый на людях) отлично уживался со своенравием (больше видимым дома) московского купца, не терпящего возражений своей воле.

Говоря о муже, Александра Михайловна называла его не иначе как «сам»:

— «Сам» в саду, ходит по дорожкам. Спроси у «самого», как красить лестницу?

Как и что красить, что делать с домом, садом, основными принадлежностями хозяйства, Иван Ильич решал резко и уверенно. Мнение других в таких делах его не интересовало, и он обычно доводил свои решения до конца, хотя бы это и могло кому-то не поправиться.

Сергей Иванович вспоминал, например, иногда с усмешкой, как отец «испортил» обстановку, выбросив старинную мебель, купленную вместе с домом у Сайдлера:

— Красивая была мебель, а отец приказал ее всю заменить на современную. Конечно, квартира потеряла много.

Но вот другое, несравненно более грустное и отчасти загадочное воспоминание. Это пишет старший сын Ивана Ильича.

Н. И. Вавилов в письме Е. И. Барулиной: «Было немало плохого в детстве, юношестве. Семья, как обычно в торговой среде, жила несогласно, было тяжело иногда до крайности. Но все это прошло так давно, мы отошли от этого и, по Пушкину, «не помня зла, за благо воздадим». И как-то больше вспоминаешь хорошее, чем плохое».

«Немало плохого…» На что намекал Николай Иванович? И почему хорошее вспомнилось ему все же больше, чем плохое?

Как правило, отец не вмешивался в воспитание детей. Спозаранок уезжал на коляске по делам фирмы, и семья на целый день оставалась под надзором матери. Но бывали и случаи «вмешательства», причем весьма ощутимого, когда нежданный гнев родителя на одного из сыновей разрешался самой обыкновенной поркой.

Изобретательный Николай догадался наконец вырезать себе и младшему Сергею картонные прокладки. С тех пор при назревании событий прокладки прятались в положенное место под штаны, и отцу оставалось лишь недоумевать при виде стоического равнодушия сыновей к экзекуциям.

Гневливость Вавилова-отца не носила, впрочем, характера безмерного, неуправляемого. Глава семьи отлично понимал, когда надо уступить, и уступал, без боязни уронить свое достоинство.

Был случай, когда 13-летний Николай, увидев в руках отца ремень и не имея времени воспользоваться спасительной прокладкой, вспрыгнул на подоконник второго этажа и крикнул:

— Не подходи! Вниз брошусь.

И Иван Ильич не подошел. Молча спрятал ремень и вышел из комнаты.

К дочерям отец вообще не проявлял суровости. А с любимицей своей Саняткой проводил времени больше, чем с кем-нибудь другим из детей.

Как часто закрывались они вдвоем в «синем кабинете» и говорили, говорили… О чем? Бог весть. Но, должно быть, о чем-то очень задушевном. Во всяком случае, когда открывалась дверь и отец с дочкой выходили в общую комнату, лица у обоих были светлы и радостны. Если отец был суров, то и Александра замкнута и нелюдима. Пряталась от всех и даже за столом любила уходить в себя, отключаться от общего разговора.

Иногда они работали вдвоем: Александра помогала отцу в коммерческих делах, подсчитывала, сверяла дебеты и кредиты.

Эта удивительная девушка была необыкновенно разносторонняя. Любовь к музыке отлично в ней уживалась с интересом к естественным наукам (а после и к медицине), наконец, с высоким математическим дарованием, весьма ценимым Иваном Ильичом.

Часто бывало так: отец шагает из одного конца кабинета в другой, покуривая папироску (курил он много), а за отцовским столом Александра. Отодвинув от себя ящики с гильзами фирмы «Катык» и коробки с табаком, она что-то пишет, поминутно заглядывая в толстый, лежащий тут же на столе гроссбух. Временами сухо задает отцу вопрос. Тот с готовностью отвечает, иногда прежде покрутив ручку телефона (новинка для тех времен) и наведя соответствующую справку.

Чему мог научить не слишком образованный родитель своих сыновей и дочерей, обучающихся в первоклассных средних, а затем и высших учебных заведениях? Один автор воспоминаний о Вавиловых отвечал: «Ничему. Разве что своей «пресненской» манере разговаривать». При этом автор ссылался на Сергея Ивановича Вавилова.