Сергей Жаров

Из Копенгагена путь лежал сначала в Стокгольм, а затем в Осло. В норвежской столице во время концерта неожиданно для всех зазвучали фанфары, и в ложе появился племянник Марии Федоровны — король Норвегии Хокон VII. Зрители встали и аплодировали своему монарху. Аплодисменты были обращены и к хору, так как в этот момент на сцену вынесли подарок Его Величества — огромный венок, украшенный гирляндами из живых цветов. Без сомнения, именно вдовствующая императрица сообщила племяннику о замечательном русском ансамбле.

В том же году хор выступил перед румынской королевой Марией, урождённой британской принцессой. По отцу, герцогу Эдинбургскому, она была внучкой английской королевы Виктории, по матери — русского царя Александра II. Среди приглашённых на концерте были греческая королевская чета и королева Сербии с наследником. Выступление проходило в недавно построенном королевском дворце в Бухаресте. Как только все заняли места, регент начал концерт. После первых же тактов на лице румынской королевы выразилось радостное удивление: она ожидала услышать хор, а не хоровой оркестр. Певцы превзошли все её ожидания. А ведь она слыла в Европе тонким знатоком духовной музыки! Пели отрывки из Божественной литургии: «Мирную ектению», «Единородный Сыне», «Блаженны», «Приидите, поклонимся»…

Сколько бы раз Жаров ни исполнял эти произведения, слушатели всегда и везде с душевным трепетом постигали глубину русской православной культуры. Зритель словно ощущал дыхание подлинной, византийской Руси. Что же подкупало европейцев в хоре? Прежде всего искренность, высокая духовность исконных русских людей… Когда все это пришло к Жарову — выпускнику Московского синодального училища церковного пения? В Чилингире! Именно там он остро почувствовал себя человеком, стоящим на краю бездонной пропасти и смотрящим в темную бездну. Именно там у него, отверженного, родилась не озлобленность на судьбу, а надмирность… Именно там он почувствовал себя ближе всего к Богу.

В королевском дворце в Бухаресте хор с каждым тактом всё больше восхищал слушателей, однако двум мальчикам церковная музыка была явно скучна — четырехлетнему сербскому королевичу Петру и только что вступившему на престол королю Румынии шестилетнему Михаю I (правил в 1927–1930 и повторно в 1940–1947 годах). Дети встали за спиной Жарова и, кривляясь, подражали его движениям. Регент то и дело слышал детские голоса и приглушенный смех. Однако всю вторую часть концерта мальчики, притихшие, внимательно слушали, а лихой казачий свист при исполнении песни «Жили двенадцать разбойников» привёл их в полный восторг.

Во время песнопения хористы издавали еще не слышанный в Румынии колокольно-набатный гул. Потом два казака пустились вприсядку, а третий колесом прошелся по сцене. Это вызвало восторг не только детей, но и всей королевской семьи.

Во время Второй мировой войны король Михай I выведет Румынию из гитлеровской коалиции (1944) и станет кавалером высшего советского военного ордена «Победа». С августа 1944-го по май 1945-го его войска будут сражаться рука об руку с советскими солдатами против фашистской Германии и Венгрии. В истории он останется как «король-комсомолец».

Концерт Сергея Жарова Михай I запомнил на всю жизнь, впоследствии он ещё не раз встретится с замечательным регентом в США и Швейцарии.

1000-й концерт хора

Тысячный концерт хора состоялся через четыре года после первого, триумфального выступления в Вене. Провести его решили в том же самом зале императорского дворца Хофбург. Перед выступлением не только Жаров, но и все хористы волновались, как перед тем, первым, незабываемым концертом. Нахлынули воспоминания о том, как несколько лет назад они стояли на этой сцене в истлевшей одежонке и рваной обуви. От того, первого публичного исполнения зависела вся их дальнейшая судьба. Но и от нынешнего концерта зависело многое. Хор должен был подняться на качественно новую ступень в европейской музыкальной табели о рангах. Для Жарова сегодняшний концерт означал подведение итогов и начало новой эпохи: он четко знал, каких результатов должен добиться от своих «белых воинов в черных гимнастерках».

К этому времени у Жарова сложилось ясное понимание собственной миссии: если он не сохранит русскую духовную музыку, то она может погибнуть. Сама история возложила на него ответственность за судьбу русского церковного пения. Поэтому он очень внимательно и со все нарастающей тревогой наблюдал (насколько это было возможно из Европы) за религиозной жизнью в Советском Союзе. А она была трагической: тысячи священников расстреляны, сотни храмов и монастырей закрыты или уничтожены.

С годами к этой трагедии Жаров стал относиться как к великому испытанию, выпавшему на долю России. И знал, что должен продолжать идти по собственному пути, чтобы не только сохранить, но и облечь в новые формы истинно православную музыку.