С каждым годом положение значительно ухудшалось… Однако Нилусы ни разу не делали попыток уехать из России. Уходили немцы, ушла Добровольческая армия… Если бы они и захотели уехать, у них никогда не было на руках достаточно денег, чтобы это сделать. Но самое главное, они не считали возможным бросить на произвол судьбы свою церковь. Здесь будет уместно сказать о создании этой церкви в верхнем этаже занимаемого ими дома. В первое же лето своего пребывания в Линовице Нилусы отправились в Полтаву к правящему архиерею — Преосвященному Феофану. Владыка дал им свое благословение на устройство храма в верхнем этаже их жилища. Игумения София Покровского монастыря в Киеве (друг их по Оптиной Пустыни) приняла живейшее участие в создании этой церкви. Она прислала в Линовицу группу монахинь во главе с о. Димитрием Ивановым25
. Монахини произвели все работы, а о. Димитрий освятил храм. Алтарь был отделен перегородкой — ширмой, обтянутой темно-синим атласом, обрамленным серебряным галуном. Образа Спасителя и Божией Матери были в серебряных ризах и обрамлены тем же серебряным позументом. Над ними спускались лампады. Царских врат не было: просто отдергивалась занавесь. В алтаре запрестольным образом служил дивный лик Спасителя в терновом венце итальянского письма. Он был чудотворный, произведение неизвестного, но гениального художника. Нельзя оторвать от него глаз. Это был родовой образ Сергея Александровича. Церковь посвящена Покрову Божией Матери и вместе с тем преп. Серафиму. Сюда приходили люди, имевшие потребность от души помолиться. Нилусы были чтецами и певцами, к ним присоединялись любители пения, образуя хор.Конечно, народ приходил в эту церковь нерегулярно за исключением нескольких постоянных прихожан, но все же люди к ней тянулись, черпая духовное утешение. В тяжелое время приходившие молиться приносили продукты.
Одно время настоятелем был архимандрит Иоасаф, который поселился со своим келейником-иеромонахом в кельях при церкви. Отец Иоасаф был исполнен невыразимой небесной кротостью и святостью. До этого он жил в Густынском монастыре, где в свое время подвизался святитель Иоасаф Белгородский. Странно даже это выговорить, но дух революции коснулся густынских монахов, и они выгнали вон жившего у них на покое своего бывшего настоятеля, святого старца. Нилусы приняли его к себе с величайшей радостью, и он прожил у них до самой своей чудной, праведной кончины. За несколько дней до своей смерти о. Иоасаф, подобно Елене Васильевне Мантуровой и Елене Андреевне Вороновой, удостоился видения Пресвятой Троицы. А до этого видения и после него он видел Ангелов. Святой старец, если и служил, то очень редко, службы совершал его келейник.
В письме от 13 августа 1922 года Нилус пишет в ответ друзьям-эмигрантам, мечтавшим помочь ему выехать за границу, что воспользоваться их советами вряд ли придется, пока стоит наша церковь, к которой Господь и Царица Небесная поставили нас хранителями, блюстителями, чтецами, певцами и пономарями. Изменить нашему назначению никоим образом не можем и должны стоять на Божественной страже до тех пор, пока Сам Господь ясно не укажет, что наша миссия закончена, или до нашей смерти…
Елена Александровна в следующем письме от 28-го декабря того же 1922-го года пишет о том же:…проведя здесь праздники Рождества Христова, поняли, что так и надо было. Так было много-много народу, так много причастников, такие хорошие, добрые люди, столько им было утешения от нашей церкви, что, наверное, было бы плохо, если бы мы теперь бросили… О выселении их из Линовицкой усадьбы и спасении от расстрела рассказано в тексте второй части «На берегу Божьей реки».
В брошюре, посвященной памяти Нилуса, под заглавием «Пламенная любовь», изданной в Нью-Йорке в 1937 году, помещен отзыв о Нилусе лица, побывавшего у него в то время, когда он жил в Линовице: «В доме у них, — пишет он, — царила прямо благодать Божия, это чувствовалось при входе в дом. Там всегда царствовала радость, никто не ссорился. А у С. А. Нилуса был дар пламенной любви ко всем и к каждому. При мне был случай, когда явился какой-то большевицкий комиссар с нахальным видом осматривать дом. Конечно, шапки не снял и имел вид очень грубый. С. А. повел его по всему дому и завел в церковь, которая помещалась наверху. Долго они оттуда не выходили. Супруга С. А. решила заглянуть туда и увидела, что большевик плачет в объятиях ее мужа… И у самого С. А. слезы текут… Видно он сумел найти и сказать большевику несколько таких слов, от которых растопилось его сердце…».