Серп

Помимо многочисленных навыков и умений, так необходимых в деревенской жизни, Изотыч был по молодости лет еще и кузнецом. До войны в кузнице работало четверо мужиков и Изотыча никто уже не подпускал к наковальне. Но теперь, когда Изотыч изо-всех сил старался сделать по возможности всю мужскую работу в деревне, вспомнил он свои навыки кузнечной молодости. По неволе сделавшись левшой, многие вещи в кузнице Изотыч делать не мог. А вот когда два года назад, взял он Сашку себе в помошники, стали они делать почти все, что было нужно. Постепенно, месяц за месяцем, Изотыч передал секреты кузнечного дела Сашке полностью. Все, что знал. К своим пятнадцати годам Александр кузнечил, делая всю не хитрую деревенскую работу практически один. Уже полгода Изотыч не работал в кузнице. Правда, приходил частенько, сидел, подсказывал что к чему, иногда поддерживая кузнечными клещами заготовки.

Обо всем этом думалось Сашке в это утро как-то медленно и размеренно. Вспомнил он и тот день, когда пришла к нему в кузницу бабка Пелагея, с которой и началась эта поездка.

…В начале декабря бабка Пелагея, жившая на одной улице, через дом от Сашки, пришла в кузницу с обломком серпа. Сашка, отойдя от кузнечного горна, повертев в руке кусок сломаного железа, вернул его обратно Пелагеи:

– Не-е…, не сделаю. Расковывать тут ни чего не осталось, а на новый у меня железа нет. Так что баб Пелагея ступай до дому. Ничем помочь тебе не могу. Разве что нож из него выковать.

– Вот беда-то какая Сашенька. На кой мне нож-то. Вон два ножа то ихних басурманских есть уже, – причитала Пелагея, имея ввиду штык-ножи от немецкой винтовки системы Маузер, коих в большом количестве развелось к концу войны в деревне.

– А может, сделаешь, а? Как же мне теперь без кормильца-то? И че совсем нет у тебя железяки никакой? Ну сделай бабке-то, будь добрым, милок, сделай…Я тебе молочка, яичек дам, – просила бабка Пелагея и все не уходила.

– Ну как я тебе его сделаю. Из чего? Из чугунка что ли? Нету у меня железа, нету понимаешь. Бороны не из чего делать, три плуга к весне надо, гвоздей председатель велел… А ты про серп свой! Иди с Богом до дому, иди уже…не до тебя, – по взрослому серьезно, не отрываясь от дела, ответил Александр.

Но бабка Пелагея все не уходила, все стояла… Молчком стояла, и смотрела как Александр, которому шел шестнадцатый год, подбрасывает в печь уголь, накачивает мехом воздух и ждет прогрева заготовки, прислонившись к стенке, утирая пот со лба, размазывая масленные разводы, по и так перемазанному лицу.

…О чем думала бабка в эти минуты, смотря на парня. О погибшем в начале войны муже. О пропавших без вести двух сыновьях, которых каждый вечер вымаливала у Бога, стоя перед образами. О двух внуках и внучке, что остались без матерей и легли на ее плечи. О том, что если бы не война, то было бы хозяйство, своя лошадь, две коровы, козы и несметное количество кур. А главное были бы мужики, хозяева. И был бы сейчас старший сын – Семен. Он то до войны и был на деревне главным в кузнице. Любила Пелагея приносить иной раз сама в кузницу обед, да смотреть как Семен, потный от жара, сильными, жилистыми руками раз за разом поднимает и с силой обрушивает на раскаленно-желтый брус металла тяжелый кузнечный молот… Как постепенно, из под умелых рук кузнеца выходят вилы, косы, топоры, подковы, гвозди и много еще чего, такого нужного в крестьянском хозяйстве.