Серый маг

Легкий ветерок прошелся по небритым щекам, кос! солнечные лучи ослепили. Послушник зажмурился, погрузился в себя… У каждой монеты есть и оборотная сторона! Когда делаешь выбор, надо готовиться к последствиям, иногда неприятным. Он никогда не знал простых радостей дружбы, любви, человеческого тепла. А когда попал в арестантский полк на границе Нгара, старый мир рухнул. В душу парня подобно свежему ветру ворвалось то, к чему втайне стремился. Не магия, нет. Волшебству Птиц учился, чтобы выжить. Люди. Суровые, грубые и порой жестокие воины, с которыми можно дружить, говорить, драться, пить чай жарких костров. Но выбор сделан. Умом Ирн понимал, что поступает правильно, но сердце говорило другое…

Из мглы самоуничижения вырвали звук легких шагов и шелест ткани. Как распознал в гаме, еще тот вопрос. Парень «поднял голову и увидел Милдрит, ту самую травницу. Побледнел, смущенно передернул плечами. Но не выдержал; прикипел взглядом к милому лицу. Девушка заметила, улыбнулась. Тут же нахмурилась, придала себе деловой вид.

Еще месяц назад Птиц и думать не гадал, что так получится. Но целительница задела некие струнки в душе. Спокойная и суровая с виду девушка поддерживала и помогала. Первая кинулась внедрять предложенные послушником нововведения. А как занималась больными? Разговаривала, убеждала не унывать, отдавала сердечное тепло до капли. Сноровисто и умело зашивала раны, готовила настои и бальзамы… Стыдно сказать, но Ирн так и не решился заговорить о чем-то помимо работы. Боялся, робел. И одновременно горел, купался в сонме неведомых прежде чувств.

– Сэр Птиц! – с укором сказала травница.- Как вы можете?…

– Э-э-э… Что именно? – пробормотал послушник.

Ветер принес удивительный запах. Пряный и свежий, напоенный терпкими тонами лечебных трав, сена и чистого девичьего тела. Ирн победил волнение. Покраснел, вновь побледнел. Но придал лицу деловое выражение, прочистил горло. Травница фыркнула, сложила руки на груди. Потом быстро оттаяла, сказала мягче:

– Как что? Мы вас обыскались, сэр Птиц. Там раненых с дальней заставы принесли, а вы тут на солнышке греетесь. Не пора ли поработать?

– Пожалуй, стоит,- произнес Птиц. Развел руками, сделал жутко занятой вид.- Ты иди. Я сейчас…

– Не явитесь через пять минут, буду считать вражеским лазутчиком,- с угрозой сказала девушка.

– И какое наказание полагается за сию провинность? – полюбопытствовал парень.

– Как благородному – отсечение головы! – отрубила Милдрит. Но не выдержала, улыбнулась виновато.- Сэр Птиц, я понимаю, вы всю ночь работали… Но прошу, помогите. У вас получается творить чудеса, люди выживают гораздо чаще.

– Обычная магия,- отмахнулся послушник.

– И тем не менее! – воскликнула целительница.

– Угу,- промычал Птиц. Заставил губы изогнуться в улыбке.- Да иду-иду…

С огромным усилием получилось сдвинуться с места. Послушник положил книгу в мешок, затянул горловину. Подобрал посох и направился к шатру. В лицо дохнуло едкой смесью запахов лекарств и крови. Полумрак ослепил, в уши ворвались приглушенные звуки: тихое дыхание, стоны, легкие шаги и голоса.

Внутри палатка представляла собой длинную комнату. У стен ряды соломенных матрасов. Подле выхода столы и стеллажи с травами и необходимыми реагентами, жаровня, бочка с водой, ведра. На отдельной полке, занавешенной чистой проспиртованной тканью, хирургические инструменты. Вокруг идеальный порядок. Ни сора, ни грязи… Часть мест занята ранеными. Около десятка выздоравливающих, трое вчерашних – еще в плохом состоянии. А дальше два новеньких. У одного стрелой пробито бедро, у второго предплечье и грудина. Древки сломаны, но наконечники пока никто вытягивать не рискнул. И хорошо. Потому что сращивать развороченные раны удовольствия мало. А так – работы на полчаса.

Милдрит копалась у стеллажей, деловито кипятила целебный раствор. На парня глянула мельком, кивнула. Ещ трое лекарей – две женщины и один старик – хлопотали рядом. Обливали спиртом повязки, готовили раненым еду. Худенькая и заморенная черноволосая девчушка, самая молодая из целителей, возилась с одним из пациентов. Укладывала подушку поудобнее, кормила с ложечки.

Когда Птиц впервые переступил порог лекарского шатра был поражен тяжелым смрадом. Воняло гноем и мочой, кровью. Раненые лежали кто где, иногда чуть ли не вповалку; Немытые, буквально заросшие грязью. Многие ходили под себя. Да и целители трудились спустя рукава. Зачем? Кому определено судьбой выжить, выберутся. А остальных – закопать у ближайшего частокола, помянуть чаркой вина и забыть…